— Догадываюсь, — с замирающим сердцем ответил Сергей.
— Чего-нибудь нежного, холодного, но твердого…
— Мороженого? Где ж я ночью…
— Дурачок ты мой… Сядь поближе, я кое-что тебе расскажу. Постарайся только меня понять. Договорились?
— Ну, постараюсь, — недоуменно ответил Сергей.
Он придвинулся к Ирине и робко обнял ее за плечи. Краем глаза уловил красные горящие огоньки на картинах. Зашуршало в углах. Из коридора просачивался едва уловимый запах тлена. Большие темные глаза, выделявшиеся на бледном лице Ирины, стали совсем близко от него. На тонкой шее билась нервная жилка.
— Милый, и почему ты не приходил раньше? Мне так не хватало тебя. Все одна и одна. Четыре стены и никакого просвета. И только прогулки по кладбищу… Там хорошо! Разлагающиеся цветы смешивают свои ароматы с запахом жирной земли. Пчелки жужжат. Шелестят выросшие на могилах кусты. И меня возбуждает сознание, что тут похоронены тысячи неудовлетворенных желаний. Как странно: человек живет, чтобы умереть. Мучается и умирает от несбывшегося заветного. Зачем? Чувствует ли он что-нибудь после смерти? Доступна ли нам загробная жизнь?..
Ирина прижалась к Сергею, обняла его. Сергей опустил взгляд, чтобы не видеть ее придвинувшееся вплотную белое, застывшее лицо с расширившимися глазами. Полы халата разошлись еще больше, обнажив лежащую на диване, согнутую в колене ногу. Сергей не мог отвести взгляда от этой ноги, открытой во всю длину.
— Моя подруга подрабатывала по ночам в морге, — голос Ирины упал до жаркого шепота. — Сторожем… Как-то попросила подежурить за нее. Когда она ушла, я осталась одна. Кругом витал сладковатый запах смерти. Лампы дневного освещения… Все залито их голубоватым светом. Блестящий кафель, чистота… Красиво! Мне захотелось все осмотреть. Открыла одну дверь — какие-то приборы, микроскопы, пробирки. Вторую большой мраморный стол со стоком для крови, в изголовье маленький душ… Третья дверь вела в мертвецкую. Первое, что бросилось в глаза — длинный ряд желтых пяток. Не знаешь, Сережка, почему у всех покойников пятки желтые? Впрочем, не важно… Я прошла по ряду — какие разные лица. Умиротворенное лицо прожившей свой век старухи. Искаженное последней судорогой лицо молоденькой девчонки. Зеленое, распухшее лицо утопленника. Невинная мордашка ребенка… Последним в ряду лежал молодой мужчина. Он был прекрасен! Никакой мысли о трупе не возникало при взгляде на него. Разве что о прекрасной мраморной статуе. Неповрежденное, совершенное тело. Восставшая плоть намекала на смерть в женских объятиях. Он лежал холодный, недвижимый, принадлежащий теперь только смерти. Да еще… мне.
