— Чтобы я язык за зубами держал, — без труда вспомнил Капитон.
— Вот именно, — сказал Семен. — Ты небось решил, мол, это из-за того, чтобы пацаны авторитетные не узнали ничего о всей заварухе и не подумали, что Седой на старости лет в маразм впал и такую кашу заварил из-за какой-то бабы?
— Точно, — произнес Капитон, — так я подумал.
— Нет, — усмехнулся Семен, — не из-за этого…
— А из-за чего?
— А из-за того, что баба-то — дочь какого-то московского шишки, — сказал Семен, понизив голос до театрального шепота. — Какого шишки — я сам не знаю. Только папик у Лили — человек серьезный. И когда она связалась с Седым — недоволен был, что у нее любовь с вором-законником. А тут выяснилось — она не из-за любви, а из-за того, что кинуть Седого собиралась. Ну а папик цивильный, он про дела дочери ничего не знает… А если вдруг пронюхает, что Седой хочет Лиле бо-бо сделать, то… У Седого могут быть большие проблемы. У папика связи серьезные. Понял теперь весь расклад?
— Понял… — задумчиво проговорил Капитон. — Еще, что ли, по одной, а? За дружбу?
— Давай, — согласился Семен, — если за дружбу. По полной…
— Ага, — кивнул Капитон и хихикнул, — люблю полненьких…
* * *
Сосновая роща закончилась неожиданно. Как только Николай понял, что пробежал ее насквозь, ни разу не остановившись, он вдруг почувствовал, что очень устал. Он замедлил бег, перешел на шаг и замер там, где сосны были совсем редкие и в прогалах между ними просвечивала серая лента асфальтовой дороги.
Щукин прислонился к сосновому стволу, тяжело дыша. Его пиджак намок от пота, а рубашка липла к телу.
Но подождав минуту — когда дыхание его немного успокоилось и кровь перестала с бешеной силой колотиться в ушах, — он прислушался.
Нет, шума погони вроде не слышно.
«Все равно, — решил Щукин, — нет времени стоять здесь, высунув язык, они наверняка идут по следу и через несколько минут будут на опушке рощи. А если менты поехали в обход? И сейчас меня встретят тут, на открытом пространстве? Ч-черт… загнали меня, как зайца… Что же делать?»
Он снова прислушался — и ему показалось, что позади него раздается какой-то шум.
Щукин застонал и в бессильной злобе сплюнул в сторону преследователей. Затем с силой оттолкнулся от ствола дерева и побежал вперед, к дороге, уже с трудом передвигая гудящие ноги.
«Если бы я встретил сейчас того, кто это все затеял, — злобно думал Щукин, имея в виду абстрактного создателя его, Щукина, судьбы, — то точно бы этого гада сейчас придушил… Что у меня за жизнь такая? Особенно в последнее время — постоянно убегаю… Меня уже в лес загнали, по-моему… Ухожу и ухожу… Когда же я, граждане, приходить буду? И самое главное, куда? Бежать-то, кажется, больше некуда — абзац, край. На своих двоих далеко не убежишь и спрятаться тоже нельзя — я же не заяц все-таки и не мышка-норушка. Достанут меня эти сволочи красноперые, как пить дать достанут. Если, конечно, не случится какого-нибудь чуда…»
