В общем — сразила она меня наповал. Окончательно и бесповоротно.
Я попросилась позвонить от нее, но после звонка на свидание так и не побежала. Захотелось остаться с ней, в уютной кухне, с упоением слушая ее красивую речь.
В дальнейшем я ее просто подвергла преследованию. Ходила за ней хвостом, заявлялась в гости, не думая о приличиях.
Да и не знала я, что такое приличия, до встречи с ней! Не учили. Она безмерно удивлялась, как можно быть такой «темной»? Прожить пятнадцать лет на свете и не знать элементарных вещей?
Я ее, конечно, забавляла. Но, забавляясь, она таки вбивала в мою голову: что такое хорошо, а что такое плохо. В конце концов ей пришлось меня покрестить. А то непонятно, ходит за ней сопливая девчонка, кто она?
Максим Горький, например, пишет, что всем хорошим в себе он обязан книгам. А я вот — моей многомудрой крестной.
Многомудрая крестная достала из шкафа две чашки, сняла с крючка над рабочим столом кухни медную джезву.
А пока она готовит кофе, внимательно следя за процессом, чтоб не проворонить ответственный момент снятия напитка с огня…
Позвольте вам наконец-то представиться.
Зовут меня Юля, как вы уже, наверное, догадались. Восемнадцатилетие я отметила совсем недавно. И закрепила это событие выбором весьма необычной профессии. Хотя… А что в ней необычайного? Она древнейшая. Ну, я думаю, вы поняли, о чем я.
Живу я вместе с вечно недовольной мной мамой и старенькой бабушкой в двухкомнатной квартире, на окраине большого города. В доме нашем — непрерывная война. Никак не может смириться моя матушка с моим характером и выбранным мной образом жизни. Бабуля — божий одуванчик, правда совсем-совсем древний одуванчик. Все пытается нас примирить, горемычная. Отца у меня нет. Даже в метрике там, где должны быть его данные, — прочерк. И этот прочерк был очень долго предметом моих детских страданий. Потом ничего, привыкла, даже научилась шутить по этому поводу. И еще один член семейства — рыжий котеночек Пусик. Красавец и умница. Единственный мужчина в нашем «бабьем царстве».
Тетя Ира поставила передо мной дымящуюся чашку.
Я затарахтела о вчерашнем, ибо на ее высказывание ответить мне было нечего.
— Вы ж не знаете, что вчера было! Днем я послала его подальше, а потом вспомнила: он же мне деньги должен! Позвонила ему домой, говорю — сто долларов готовь. Тут по параллельному аппарату голос обманутой женушки:
— Ничего он тебе не должен, считай, что заплатила мне за то, что в спальне, мол, моей, супружеской, кувыркались! Каково, а? Она его еще и защищает! — возмущенно пропищала я.
