* * *
Легенда первая. Барабан
Многие биографы Николая приводили для характеристики личных качеств императора (со ссылкой на достоверный источник!) его высказывание о том, что он не любит музыку и всем инструментам предпочитает барабан. И никто не удосуживался заметить, что эта историческая фраза была произнесена шестилетним ребёнком: 7 сентября 1802 года дежурный кавалер записал, что Николай и Михаил весьма внимательно слушали игру своей сестры Марии Павловны на фортепиано, хотя «всегда говорили, что терпеть не могут музыку и что предпочитают барабан». Но буквально в следующих строках источника — «Журнала» с ежедневными отчётами воспитателей — идёт речь о том, что в семь лет Николай полюбил пение придворных певчих, а в восемь пришёл в такой восторг от игры знаменитого скрипача Роде (это вам не фортепианные экзерсисы шестнадцатилетней Марии Павловны), что захотел немедленно начать учиться играть на скрипке… Взрослый же Николай был одарён «необыкновенной музыкальной памятью и верным ухом» (подлинные слова его сына, Александра Второго), любил музыку, обладал «некоторой музыкальной способностью», участвовал в домашних концертах, играя на корнете. И выходит, что перед нами тонкая, чувствительная натура.
* * *
Картины, сохранившиеся в памяти Николая, окрашены в яркие и выразительные цвета: белые одеяния католических священников, посетивших Павла в Зимнем дворце; зелёные стёганые подушки у стен комнаты, в которой мальчик учился ходить; позолота и малиновые шторы жилых покоев в Царском Селе; жёлтые сапоги венгерских гусар в день венчания Александры Павловны с герцогом Австрийским; серебряные орлы и серебряный крест Мальтийского ордена; вишнёвая курточка и вишнёвые панталоны первого мундира (Конной гвардии).
Цвета мундиров Николая мелькают как в калейдоскопе — так коснулась мальчика череда Павловых чудачеств: вишневый цвет скоро сменится на оранжевый, оранжевый на красный, потом придёт черёд зелёного…
Сама память об отце — это «чувство страха и схожее с ним чувство почитания», столь сильные, что Николай ощущал их и четверть века спустя. И хотя в целом отношение Павла к младшим детям было «крайне доброе и ласковое», нельзя забывать, что дети куда чаще видели отношение к Павлу его окружения, придворных и слуг. Разговоров было много. «Разумеется, всё… говорилось шёпотом и между собой, но детские уши умеют слышать то, что им слышать не полагается, и слышат лучше, чем полагают»
