. Львы с хитрой механикой внутри быстро сделались добрыми знакомыми царевича.
Спустись к реке — и купайся вдоволь. А хочешь — гуляй по садам, считай золотые церковные главки, тут и там открывающиеся на равнине, если глядеть с крутого берега Москвы-реки. Сиди с книгой на солнышке в погожий день. Качайся на качелях. Да хоть парься в баньке! А не хочешь — броди, рассматривай затейливые персидские ковры или картины французского письма, совсем не похожие на творения иконописцев. Надоело? Пробуй на вкус лакомства, коих тут припасено видимо-невидимо.
Если пожелает отец — возьмет с собой на охоту, куда-нибудь в заповедные угодья, например под Измайлово или в окрестности Новодевичьего монастыря. Соберут сокольничих, и те явят свое искусство: покажут редких птиц, среди коих на вес золота ценятся белые кречеты, добудут уток к государеву столу. А захочет великий государь забавы поувесистее, так иные умельцы «поднимут» для него серьезного зверя. Алексей Михайлович обожал соколиную охоту, да и всякую другую. В своем благородном увлечении он, бывало, доходил до изрядного риска… Его страсть должна была передаться сыновьям, в том числе и царевичу Федору.
По большим церковным праздникам потомство Алексея Михайловича внимало колокольному громогласию седьмохолмой Москвы, ходило на длинные богослужения. Дети глазели на кремлевское священство в богатых одеяниях, слушали густобасых дьяконов и чудесный хор патриарших певчих. Свечной жар окутывал их на молебнах, святые строго поглядывали со стен.
В любое время года, помимо сырых недель распутицы, ездили на богомолья по древним обителям. Излюбленные места паломничества — подмосковные Троицесергиев монастырь, да Николо-Угрешский, да звенигородский Саввино-Сторожевский. В иных монастырях выстроены были особые царские палаты. Когда царевич подрос, отец стал брать его к себе в карету и беседовать, возя от одной чудотворной иконы к другой, от одних мощей к другим.
Неспешный ход царского богомолья — лучшее время для размышлений о душе и для созерцания красот, щедро созданных Богом на услаждение людскому племени…
Медленно тянутся мимо возков поля с перелесками, березовые рощи, еловые чащобы, сосновые боры. Усталых паломников принимают на отдых «путевые дворцы». Тешит забавными историями дворянская свита. Плетут замысловатые рассказы особые умельцы-бахари. Города и деревни наплывают из-за горизонта и уходят за спину. Неслышимая рябь прокатывается по озерам спелой ржи. Тишь. Покой. Шепот ветра да птичий щебет, если не в зимние месяцы совершается богомольный поход. А когда устанавливается санный путь, одна тишина сменяется другой. Снег уютно похрустывает под полозьями, молчат почерневшие леса, молчат замерзшие реки, и глубокая сумеречная синь разрезается на полосы длинными столбами печных дымов.
