приговаривают: «Однако оттягивает».
Стоят они над немцем, словно консилиум у постели умирающего.
Главнокомандующий протягивает ему все тот же граненый стакан и говорит:
- На, выпей, полегчает. Отвечаю... Я по глазам немца вижу, что он хочет
задать вопрос, но не может. По его взгляду вопрос мне понятен, и я его озвучиваю:
- Это что, тоже «шило»?
- Нет, «шило» льется вечером. А это на похмелье. Это «буравчик». Выпей,
выпей. Нефтяником будешь!
«Буравчиком» меня угощали на атомоходе «Арктика». Могу
засвидетельствовать: «буравчик» действительно не «шило», потому что «буравчик»
- это не спирт с перцем, а спирт с небольшой добавкой жидкого азота. Кто-то из
северян придумал, дабы спирт не так раздирал глотку, немного добавлять в него
захолаживающего жидкого азота. Действительно, с такой добавкой, близкий к
температуре абсолютного нуля, напиток, можно сказать, проскальзывает в
организм, не задевая нежных слизистых оболочек гортани. Затем легкая фракция
«буравчика» мгновенно испаряется с выдохом или иком, а спирт, как ценное
вещество, остается в организме. Только пить «буравчик» надо очень быстро, ни в
коем случае не смакуя, как виски с содовой.
Немцу очень хотелось стать нефтяником. Принял он «буравчик» и еще на
пару дней поехал в гости к мадам Тюссо. Очнулся. А наши опять над ним в
галстучках консилиумом собрались:
- Одевайся. Сегодня едем на рыбалку. Поехали, поехали, два дня уже тебя
тут ждем.
- Я не умею рыбачить, - взмолился немец.
-
А что там уметь! Наливай и пей.
Уезжали немцы с подписанным контрактом. Растолстели на наших харчах. У
того, который по-русски говорил, голова уже с трудом входила в кепочку. Впрочем,
этого следовало ожидать: ведь он влюбился в повариху, которая им всю неделю
готовила. Звали ее Варя. Это имя ей очень подходило. Она не могла быть ни Олей,
ни Таней, ни Леной. Она могла быть только Варей. Готовила с душой и умела
открывать пиво обручальным кольцом. Все это очень нравилось немцам. Однажды
они из-за нее даже чуть не подрались. То есть стало в них появляться что-то
нашенское. Она же, Варя, выбрала того, который говорил по-русски. Ей нравилось
говорить с мужчинами. Этого она на родине не имела. И, кроме того, хотелось,
чтобы ей было понятно, как ее уговаривают.
Когда же мы прощались в аэропорту «Шереметьево», немцы мне сказали:
