Урта уселся на волчью шкуру лицом к Мунде. Та опустилась на колени на такой же подстилке, сцепив руки. Она волновалась и ерзала, дожидаясь, пока отец удобно устроится. Я представлял себе, о чем он думает, принимая подобающую позу.
Вот он подогнул правую голень под левое бедро. Левая нога слегка согнута и вытянута в сторону девочки. Он наклонился вперед, оперся правым локтем о колено правой ноги, а левой рукой — о пол позади себя.
То была одна из трех поз «дружеской встречи» — та, что предназначалась для семьи и друзей, что касается двух других, то первая предназначалась для врагов, выпрашивающих мир, чтобы сохранить головы, а вторая — для животных, если ими завладел один из Мертвых и предстояло выслушать, достойно ли обращаются с ними друиды.
Последнюю, весьма сложную позу Урте никогда не приходилось принимать, и он втайне радовался этому. Он признавался мне, что понятия не имеет, что стал бы делать, возникни такая нужда.
Все три позы порой именовали «позами, предназначенными замучить вождя до смерти». Так шутили те, кому никогда не приходилось принимать их. Урте эта шутка не казалась смешной.
— Сегодня мне сказали, — обратился правитель к дочери, — что ты освоила прием «вращение в седле».
— Да, с нескольких попыток, но я справилась.
«Вращение в седле» требовало, отступая галопом от врага, развернуться в седле и швырнуть дротик или камень из пращи, тут же снова повернувшись вперед. Весь прием выполнялся одним плавным непрерывным движением.
— Когда-то и я это умел. Теперь мне трудно даже оглянуться, не то что вращаться. Суставы болят. Надо думать, я старше, чем мне кажется.
Молчание.
— Хорошо. Сегодня, — сказал отец, — я вернулся из леса Поющих Пещер. Я разогнал нескольких стервятников, засевших там. Отчаянных. Мстительных изгоев. Семеро спаслись. Семеро — нет. Они дрались как бешеные.
И снова молчание. Урта сделал неловкое движение.
— Я привез тебе подарок. Его нельзя потрогать, съесть или увидеть. Но все же он твой.
Девочка подняла взгляд:
— Расскажешь?
Урта заговорил теплее:
— Мы тихо ехали по светлому лесу и выехали на широкую поляну. Там были лошади: кобыла с жеребенком. Шкура матери была необычной масти, в рыжих и серых пятнышках. Никогда такой не видел. Жеребенок был рыжим с черной гривой и белым пятном на шее. Он хромал на заднюю ногу и очень страдал. Кобыла кружила вокруг него, то и дело бросала на нас яростные взгляды и фыркала. Клянусь Таранисом, она была бы не прочь отрастить бычьи рога, чтобы броситься на нас.
