Я предполагаю, что это ее муж (или возлюбленный, или бойфренд), и иду обратно к себе в комнату. Самочувствие вроде бы улучшилось.
Завтрак на следующее утро устроен как шведский стол, и, слава богу, я снова могу есть. Один крохотный кусочек тоста, что сильно раздражает Тима, но хоть что-то. Мы с ним первыми спускаемся вниз и садимся за стол. И тут открывается дверь, и мой вчерашний белокурый ангел-хранитель входит в сопровождении усатого мужчины, которого я видела с ней вчера, и другого, намного более пожилого седовласого мужчины.
Наверное, отец Тима?
Прежде чем Тим успевает представить нас друг другу, я выпаливаю:
— Я так вам благодарна за то, что вы разрешили мне воспользоваться вашей ванной вчера вечером, — изливаю я свою признательность, — вы практически спасли мне жизнь. Во многих смыслах.
— Не стоит благодарности, замнем, — говорит она, пока вся троица наделяет друг друга отбивными, сосисками и омлетом с огромных блюд, громоздящихся на столике.
— Теперь вам лучше? — небрежно спрашивает усатый.
— Спасибо, намного лучше.
И если бы у меня хватило здравого смысла на этом остановиться, возможно, все обошлось бы. Но знаете что? У меня проницательности не больше, чем у плодовой мушки.
— О да, и, кстати, я должна извиниться, что потревожила вчера вас обоих, — улыбаюсь я усатому в манере, которая кажется мне дружеской и искушенной.
Затем я шепчу блондинке:
— Надеюсь, я вас не смутила?
После этих слов пожилой седовласый мужчина, который стоит рядом, бросает на меня яростный взгляд и выбегает из столовой.
Одно это должно было включить сигнал тревоги в моей голове. Никто из Синген-Андервудов никогда не бежит прочь от накрытого стола.
Усатый поворачивается к Тиму и рычит:
— Ты не можешь научить свою подружку хорошим манерам?
Тим закрывает лицо руками, отодвигает тарелку с едой (второй тревожный звонок) и шипит на меня:
— Эмилия, ты идиотка! Ты хоть понимаешь, что натворила?
— Что? — спрашиваю я в отчаянной панике. — Что я такого сказала?
— У тети Мейбл давным-давно роман с Джорджем Ньюменом. Мы все об этом знаем. Но об этом не говорят в присутствии ее мужа, никто и никогда. Ты представляешь себе непоправимый вред, который ты почти наверняка причинила?
Чудовищный проступок номер три
Позже утром все собрались на охоту, но я решила остаться в безопасности в своей комнате.
Глаза у меня были красные и опухшие после ужасной выволочки, которую я получила от Тима.
Я извинялась двадцать тысяч раз.
