— Ой, заткнись. «Запасной выход» распался из-за художественных противоречий.
— Неужели! А я-то думала, что он распался потому, что вы пели как коты, которых оперируют без наркоза.
Я уже собираюсь шикнуть на них, но тут дверь отворяется, и уверенно входит Тони — то есть, извините, брат Антоний. В длинной просторной коричневой сутане, с распятием на груди, с выбритой тонзурой — все как полагается. Все тот же замечательный дружелюбный Тони, все та же магнетическая притягательность.
Я внезапно снова превращаюсь в легкомысленную влюбленную девчонку, и Рэйчел тоже. Мы обе созерцаем его так, словно встретили самого Иисуса. В сущности, если будут в очередной раз снимать фильм об Иисусе из Назарета, то отделу подбора актеров никого лучше Тони не найти. Клянусь, одни только синие глаза способны прожечь пленку насквозь.
Он обрадовался при виде нас, потряс нам всем руки и спросил, как мы поживаем, с потрясающей, неподдельной искренностью, которая столько лет назад делала его неотразимым. Он так и не обмолвился о том факте, что стал монахом, словно было слишком странно даже допустить, что мы об этом не узнали.
Однако я ничего не могу поделать. Я страстно хочу понять. Поэтому после вежливой дежурной болтовни я приступаю к делу.
— Итак, Тони, — прошу прощения, брат Антоний…
— Все в порядке, Эмилия! Я с удовольствием побуду Тони, — улыбается он.
— Я надеюсь, ты не возражаешь против моих вопросов, но…
— …но что я здесь делаю?
Мы с Рэйчел и Джейми нервно хихикаем.
— Все в порядке, — смеется он. — Меня все время об этом спрашивают. Можно сказать, я десять лет назад открыл в себе призвание свыше. Я пришел сюда в поисках убежища, и бенедиктинцы помогли мне понять, в чем мое истинное призвание. Признаюсь, я страстно полюбил духовную жизнь и здешнее уединение. Ты когда-нибудь испытывала подобные сильные чувства, Эмилия?
Он глядит мне прямо в глаза в своей обычной манере, и этот взгляд заставляет меня ощутить себя единственным человеком в комнате.
— Ты понимаешь, что я имею в виду? Что ты наконец-то избрала истинную стезю, по которой ступаешь по желанию Бога.
Из уст Тони эти слова звучат вовсе не так убого, как в речи ходящего по домам проповедника-сектанта. В сущности, он так убедительно искренен, что еще через пять минут, наверное, сможет уговорить меня пойти в монахини. Но вдали бьет колокол, и Тони начинает извиняться, что подошло время вечерней службы и он должен быть на своем посту.
— Заутреня, дневная служба, литургия, вечерня — у нас полно забот, знаете ли, — улыбается он.
