Она в них никогда не верила (может быть поэтому чего-то и добилась в жизни).
Она согласна была просто жить и работать по любым, но заранее установленным и не изменяющимся вдруг, (порой сегодня — на вчера) правилам. Максимум, чего она желала от власти, не то, чтобы не помогали, а попросту, хотя бы чтоб не мешали спокойно жить и работать. С этим-то как раз и не складывалось. Вчерашний технолог-модельер, теперь — предприниматель — директор своей швейной фабрики, словно многорукий Будда, ежедневно должна была вступать в схватки с чиновниками десятков ведомств, каждый из которых безапелляционно веровал в свою значимость и также — в ничтожность предпринимателя.
Она же верила только в себя.
При кажущейся успешности, она по-настоящему успешной себя не считала, ибо не могла с уверенностью гарантировать счастливое будущее. Ни для своей любимой дочурки, ни, впрочем, и для себя. Ни за что в жизни она не желала бы, чтобы её дочь, в случае, если пойдёт по её стопам, проходила бы через ту унизительно-оскорбительную сеть общения с деятелями всевозможных следящих карательных органов и прочей властью, общение с которыми является нормой жизни для любого предпринимателя. А куда денешься? Власть часто решала свои проблемы за счёт предпринимателя. Нужны средства на дубовые двери, итальянскую мебель, европейскую оргтехнику, решил новый начальник оградить себя высоким кованым забором — вперёд опера — копать на зарвавшегося предпринимателя.
Копать было не сложно.
Ключевые законы, касающиеся предпринимательства, менялись сотни раз на год: можно было что-то не уследить, а что-то по-разному трактовать, и росли горы то открываемых, то закрываемых уголовных дел по предпринимателям. И высокие головы соответствующих структур с экранов телевизоров почему-то с гордым достоинством докладывали: «В этом году практически в ста процентах проверяемых предприятий обнаружены нарушения…». Да рыдать от этого надо, а не гордиться! Если один украл, то он нарушитель, а если все стают нарушителями…
Она имела достаточно поводов задумываться об этом, и считала себя неуспешной, потому что не видела никакого выхода из этой ситуации. Свалить за бугор, как многие? Но её держала родная земля.
Как-то на втором курсе технологического института на лекции по совершенно непонятной для неё «теоретической механике», она законспектировала: «Связи (технический термин) удерживают перемещение тела в пространстве».
Её удерживали родители-пенсионеры, всё ещё топящие бесконечными зимами печку углём и дровами в ещё недавно процветающем, а ныне запущенном, опустевшем, но по-прежнему живописном селе, ни за что не желающие перебираться к ней в город. Удерживала дочурка — Светик, которую надо было доучить, одевать, обувать и, в конце концов, успешно выдать замуж. Свой брак не сложился. «У дочери всё будет по другому», — убеждала себя она. Удерживала её и любовь. Теперь она твёрдо знала, что всей душой, сердцем и телом любит Макса. С ним было комфортно, уютно, тепло. Она хотела быть любимой, но не могла понять — какой любовью он её любит.
