И вдруг – взрыв! Он показался нам ужасно громким и сильным, из-за него вылетели почти все стекла и распахнулись все двери. Потом повисла тишина, зловещая тишина.
В те времена так много говорили о покушениях, что мы сразу же поняли, что произошло. Испуганные, но еще более любопытствующие, воспользовавшись возникшей во дворце суматохой, из-за которой нас никто не остановил, мы побежали на лестницу. Все – гости, прислуга и сорок матросов личной охраны отца – беспорядочно бегали, сталкивались и, казалось, гонялись друг за другом из комнаты в комнату. Мы увидели родителей; они остались невредимы. Мы догадались, что взрыв произошел снаружи. Группа людей отхлынула к дверям, но им навстречу вбежали несколько человек, крича, что карета генерала Неплюева взорвана в двадцати метрах от дворца.
Карета разлетелась на мелкие куски, но сам генерал, подброшенный в воздух, совершенно не пострадал. На нем не было ни единой раны, во всяком случае, их не было заметно, только сильная множественная контузия.
Когда я увидел генерала, бледного и неподвижного, на импровизированных носилках, он показался мне мертвым. Но его отнесли в помещения для гостей, и он там пришел в себя.
Это событие сильно поразило мое воображение. Революция, покушения для меня уже не были разгуливающей по улицам толпой. Они ассоциировались у меня с громкими хлопками, после которых люди походили на трупы; и непонятно, в чем была их вина.
Это было единственным революционным событием за время нашего второго пребывания в Крыму. Постепенно жизнь стабилизировалась. Порой мои родители принимали визиты августейших особ: императрица Мария Федоровна, направляясь на свою дачу в Ялте, останавливалась у отца. Во дворце наместника часто бывала Ольга Константиновна, королева Греческая. В нашей летней резиденции, называвшейся «Голландия», по многу дней жили великий князь Александр Михайлович и великая княгиня Ксения Александровна, сестра императора, привозившие с собой своих детей, которые играли вместе с нами.
Наша с сестрой жизнь была блестящей и разнообразной, тем более что отец, отчасти по личной склонности, отчасти по должности наместника, приобщал нас, детей, к общественной жизни. На бывшей императорской яхте, предоставленной в его распоряжение для основных передвижений, отец обычно плавал с матушкой и с нами, детьми. Роскошное судно возило нашу семью по Черному морю, иногда доходя даже до Босфора.
Отца любили за его отношение к людям, которое довольно сильно отличалось от поведения его предшественников и казалось по-настоящему демократичным. Кроме того, если обычно высокие начальники, приезжавшие с проверкой в воинские части и на боевые корабли, заранее извещали о своем прибытии и им на кухне готовили специальный обед, то отец объявлял о своей поездке в самый последний момент, по телефону. Так он заставал проверяемых врасплох и пробовал настоящую солдатскую и матросскую еду, а также видел истинное положение дел с гигиеной и дисциплиной.
