Сухоруков позвонил мне после девяти. Просил зайти.
— Ну-ну, рассказывай, что там Русинов накуролесил.
— Насколько мне известно, ничего, — ответил я, садясь за столик, приставленный к столу Сухорукова.
— Дело Шамрая не в счет?
— По-моему, нет.
— Так, так… Выгораживаешь любимчика?
— Во-первых, Русинова не нужно выгораживать: неудачи бывают у всех. А во-вторых, в своем отделении за все отвечаю я.
— Это верно, за все отвечаешь ты, — согласился Сухоруков. — Поэтому я и спрашиваю не с Русинова, а с тебя. Что ни говори, а тут ты сорвался. Прокуратура мне с этим делом уже всю плешь проела. К ним, оказывается, заявление с места работы Шамрая поступило. Ну и закрутилась машина: как, что, почему, зачем, да на что милиция смотрит! Даже до наркомата докатилось. Я сегодня подал представление о назначении тебя моим замом, так мне сказали: пусть сначала с делом Шамрая распутается, а там посмотрим…
— Ну, мне не к спеху.
— Зато мне к спеху. Работы много, а руки до всего не доходят.
У Сухорукова был болезненный вид. При свете настольной лампы его мятое, оплывшее лицо отливало желтизной и напоминало стеариновую маску.
— Ты, случайно, не заболел?
— А что, не нравлюсь тебе?
— Не нравишься.
— Да нет, будто бы не заболел, вымотался, — сказал он. — Четвертый десяток. Это мы с тобой в 1919 молоденькие были — все нипочем. А сейчас тридцать пять… Вот, видишь, пилюли глотаю. — Он постучал пальцем по коробочке с каким-то лекарством. — Ты еще до пилюль не дошел?
— Пока нет.
— Скоро дойдешь, — уверенно пообещал он. — Ну, рассказывай.
Слушал он меня будто внимательно, но с таким отсутствующим взглядом, что нетрудно было догадаться, как далеки в эту минуту его мысли. Задал несколько уточняющих вопросов, просмотрел акты экспертизы.
— Эрлиху передал дело?
— Да.
— Разумно. Хватка у него бульдожья и голова светлая. Кстати, хотел узнать твое мнение. Если ему дать отделение, потянет?
— Видимо.
— Ну вот, когда тебя утвердят замом, выдвину его на отделение. Так и передай. Думаю, это его подхлестнет.
— Наверняка.
Сухоруков поднял на меня глаза, усмехнулся:
— Честолюбив?
— Очень.
— Ну, это не беда. Честолюбие для человека — все равно что бензин для машины. Без него далеко не уедешь. А вот ты не честолюбив…
— Соблюдаю технику безопасности, — пошутил я. — С бензином ведь сам знаешь как: одна спичка — и пожар…
— Выкрутился, — сказал Сухоруков. — Что же касается Шамрая, то виновных искать, наверное, надо не в его тресте. Мало вероятно, чтобы кто-нибудь из служащих треста такую штуку выкинул… Материалы комиссии по чистке партийной организации редакции газеты восстановлены?
