— Он тебя просил об этом?
— Нет, он даже не знает, что я… — Она замялась.
— Что мы были женаты?
— Да…
— Прежде всего, что ты знаешь об этой истории? — спросил я.
— Как тебе сказать? — Рита помедлила. — Ничего определенного я, разумеется, не знаю и не могу знать. Но последнее время в редакции только об этом и говорят.
— О чем «об этом»?
— Ну о том, что Явича подозревают в каком-то поджоге, что беспрерывно вызывают в уголовный розыск, допрашивают, запутывают, пытаются сфабриковать обвинение…
Слово «сфабриковать» неприятно резануло слух.
— Ты что же, считаешь, что мы фабрикуем дела?
— Извини, я неудачно выразилась… Я только хотела сказать, — поправилась она, — что в отношении Явича вы заблуждаетесь. Здесь какая-то ошибка. Он не виновен.
— Как ты можешь об этом судить, не зная дела?
— Я не знаю дела, но зато знаю его. Я никогда не поверю, что Евгений Леонидович мог совершить преступление. Он, конечно, человек с неуравновешенной психикой, но с очень устойчивыми представлениями о морали…
«Не поверю», «не мог»… Как и все, кому не приходилось повседневно сталкиваться с человеческой подлостью, Рита не сомневалась в убедительности таких утверждений. Это была хорошо мне знакомая цепочка наивных силлогизмов: «Я считаю его честным. Честные не могут быть преступниками. Следовательно, он преступления не совершал…» При этом допускалась и ошибка органов дознания, и следователя, и суда, но только не того, кто не мог поверить в очевидность… Сколько раз я слышал подобные рассуждения, и сколько раз они оказывались несостоятельными! И все же… И все же я никогда не мог их безоговорочно отбросить…
— Ты давно его знаешь?
— Тринадцать лет. — Рита сказала таким тоном, будто это был самый веский аргумент в пользу Явича. — Он-то меня и приобщил по-настоящему к журналистике… Я тебе о нем, кажется, рассказывала…
Да, она как-то говорила о Явиче. Теперь я припоминал. Они познакомились в двадцатых годах, в Петрограде.
— Не понимаю, ничего не понимаю! — говорила Рита. — Явич честнейший человек. Это не только мое мнение, а мнение всех, кто его хорошо знает. Возможно, следователя натолкнуло на подозрение его прошлое? Так это не так. Он уже давно искупил свою вину.
Рита говорила много и быстро. Мне казалось, что она не столько стремится убедить меня, сколько боится паузы, которую я мог бы заполнить коротким «нет».
Наконец она замолчала. Я чувствовал на себе ее напряженный, выжидающий взгляд.
— Могу обещать тебе только одно, — сказал я. — Все материалы будут тщательно проверены.
