— Какой еще к черту танцзал? Бардак там был, а не танцы! А знаете, сколько я им привел клиентов приличных? Может, сто, а может, и двести, и с каждого мне три доллара полагалось. Сука эта, которая там хозяйкой была, ни хрена мне не заплатила, сует десятку, ну, двадцатку и говорит: «Иди, Джои, стаканчик пропусти, ты сегодня хорошо поработал». Фараону-то как полагается платила, для отмазки. Как полагается. Он с этих денег жил, фараон ихний. А мне всего мелочишки подкинет да улыбочки там, ужимочки, мол, хорошо поработал. А мне на такие деньги насрать, понял? Мол, тебе у нас платить не надо… Во дает, я и не платил за это сроду, в жизни не платил…
— Вспомните, как вас арестовали.
— Да нет, я про другое скажу…
— Не надо про другое. Когда вас арестовали, с вами девочка одна была. Молоденькая совсем, всего четырнадцать лет. И звали ее Сильвия.
— Видать, много знаете, — Физелли смотрел на меня не то с вызовом, не то со страхом. — Ну ладно. Слышь, а сигаретки у тебя не найдется? — Я достал пачку. — Ты закури, а мне потянуть дай, — попросил он. — Брейди же мне шею свернет, если застукает, что я тут покуриваю; значит, из рук потянуть, идет? Так про что это вы знать-то хотите, не понял?
Я закурил, протянув ему сигарету через решетку. Физелли припал к прутьям лицом, жадно затягиваясь, потом зашелся кашлем, но тянул снова и снова. «Двенадцать дней без табака сижу», — шептал он, и крупная дрожь била все его тело.
— Ну что, вспомнили эту девочку?
— Конечно, — усмехнулся Физелли. — Дай-ка еще разок дерну. Конечно, вспомнил. Черт-те что, как же я позабыть-то мог? Сам не пойму.
— А как ее звали, тоже помните?
— Ага. Точно, Сильвия ее звали, Сильвия.
— А фамилия?
— Ой, нет. Вертится в голове, а не вспомню. Да все равно, они же все фамилии свои меняли. В жизни не встречал, чтобы курва под своим именем работала.
— А она что, курва была?
— Пробовала. На улицах, правда, работать боялась: ее раз фараон один сцапал, напугал — давай, говорит, в заведение устраивайся, чтоб все чин чинарем, а то посадим.
— Ты точно это помнишь?
— Так она сама говорила. Слышь, дай-ка еще сигаретку, а? Вот потому она ко мне и прибилась. Хотела, чтоб я ее прикрыл, если что.
Я дал ему выкурить сигарету, затоптав каблуком окурок. В животе поднялась боль, голова раскалывалась от усталости, отвращения и тоски.
— Как это — прикрыл?
— Ну чего, не знаешь, что ли?
— Может, и не знаю, — сказал я. — Ты мне все по порядку расскажи, Физелли.
