Спросил Ирму, увидимся ли мы вечером, и она сказала, что конечно, обязательно — с явным облегчением, боялась, видимо, что мы с ней попрощаемся. Я ей сказал, что до прощания еще далеко, и тут мы расстались; она пошла на работу, а я к себе в отель.
Пока я брился после ванны, зазвонил телефон. Сержант Франклин из полицейского управления сказал, что у него для меня кое-что есть.
— Хорошее? — поинтересовался я.
— Слушайте, Маклин. Не мне судить, хорошее, плохое. Вас интересуют Сильвии, ну я и попросил тут одного подзадержаться после работы. И он кое-что выкопал, что по времени вам подходит, вот потому я вам и звоню.
— Спасибо, Франклин. Вы все правильно сделали.
— Ага, как же. Правильно! Все-то вам надо бирочкой пометить. Ну, короче, есть такая Сильвия Беннет, фамилия, конечно, не настоящая. В 1944 году взяли одного типа по фамилии Физелли, мелкая шпана и попался на каком-то чепуховом воровстве. А при нем была девица, ну, ее тоже потянули, когда он был арестован, только пришлось ее выпустить — никаких улик, что она его сообщница. Вот это Сильвия Беннет и была, то есть она нам сказала, что ее фамилия Беннет, а лет ей было, согласно протоколу допроса, примерно четырнадцать. Сама-то она утверждала, что семнадцать, но следователь с ней работал опытный, его такими штучками не возьмешь.
— И это все, Франклин?
— А вы бы чего хотели? — пролаяла трубка. — Чтобы я вам все на блюдечке выложил, так что ли? Нет, не все. С год назад Физелли опять взяли, теперь он влип по-крупному. В общем, сидит он в тюрьме Лоунокса, и можете с ним повидаться, если хотите.
— Это далеко отсюда?
— Миль двадцать.
— А меня к нему пустят?
— Вообще-то пропуск нужен. Но, если надо, поеду с вами сам.
— С работы смотаетесь?
— Это уж моя забота.
Я сказал, что возьму машину и заеду за ним в одиннадцать. Вскоре мы катили в Лоунокс. Франклин откинулся на сиденье и мрачно сказал:
— Скажите, Маклин, почему все такие продажные? Вот вы образованный человек, просветите меня. Какая-то паршивая десятка, и готово дело, вы меня купили. Не знаю, сколько вы сунули инспектору Гаровски, только что-то уж очень он старается, давай, говорит, сделай для этого Маклина, что ему требуется, закон чтобы не нарушал, ни-ни, а все равно сделай, — в общем, похоже, сотенную вы ему дали, не меньше. Приедем вот в эту вонючую тюрьму и се вы за полсотни можете купить с потрохами, еще и в бумажку завернут. Черт знает что, Маклин, а? Это что ж, всегда так было, что в школе талдычат, надо, мол, честным быть, хорошо себя вести, о нравственности не забывать, а как вырастет человек, сразу видит, что кругом одно дерьмо. Всегда, Маклин?
