— Хорошо, если ты так желаешь, — вздохнул Таонкрахт. — Я прикажу поставить там кровать.
Я мысленно поздравил себя с маленькой победой. Хотя на кой черт она мне сдалась? Неведомо…
Пока Таонкрахт орал на своих горемычных слуг, которым, по его расчетам, в ближайшее время предстояло лишиться души, я понял, что проголодался. Взял со стола кусок толстой мягкой лепешки и осторожно отщипнул краешек. Вопреки моим смутным опасениям лепешка оказалась вкусной. Впрочем, в стрессовых ситуациях мой аппетит дезертирует первым, поэтому я не наслаждался едой, а методично загружал в топку необходимое количество калорий. Когда желудок перестал ныть, я отложил лепешку в сторону и вопросительно посмотрел на Таонкрахта.
— Ну что, все готово?
— Не знаю, — он поднялся с места. — Пойдем проверим. Этих лодырей, моих слуг, надо поторапливать, а то они до ночи будут возиться…
— Слушай, а ты твердо уверен, что у них есть души? — ехидно спросил я, когда мы добрались до моей комнаты. — По крайней мере мозгов у них нет, это точно!
Я не зря язвил. Дюжина здоровенных ребят отчаянно пыталась протиснуть в дверь громоздкое сооружение, отдаленно напоминающее кровать. Теоретически говоря, сие было вполне возможно. Для этого следовало просто развернуть злосчастный предмет обстановки, а не пихать его поперек.
Таонкрахт зарычал, на бестолковые головы его несчастных слуг посыпались затрещины. Между делом он все-таки как-то объяснил им технологию вноса мебели, и через несколько минут процесс был благополучно завершен. Я удовлетворенно кивнул, вошел в комнату и устало опустился на кровать. Больше всего на свете мне хотелось спать. Не удивительно: в глубине души я по-детски надеялся, что мне удастся проснуться дома…
— Я пришлю к тебе спокойноношного, — пообещал Таонкрахт.
Он зачем-то последовал за мной и даже уселся рядом на край кровати. Кувшин с сибельтуунгским черным он предусмотрительно прихватил с собой и теперь звучно отхлебывал очередную порцию горючего.
— Не надо ко мне никого присылать, — попросил я. — Мне нужно побыть одному. Ты можешь уйти? Мы еще успеем наговориться, будь уверен!
— Хорошо, как скажешь, — Таонкрахт грузно поднялся с моего ложа и направился к выходу. Уже стоя на пороге, он упрямо сказал: — Но спокойноношного я все-таки пришлю. Если он тебе не понравится — убей его, я не стану возражать! Самому надоел…
С этими словами он удалился, а я вытянулся на кровати и тихонько застонал от тупой боли в груди. Я был совершенно уверен, что это ноет моя собственная душа, хотя до сегодняшнего дня она казалась мне самой здоровой частью организма… Пострадав так с четверть часа, я наконец сделал то, с чего следовало начинать, а я все откладывал — отчасти потому, что у меня не было никаких сил, а отчасти потому, что я отчаянно боялся результата.
