Этим же вечером, после отъезда комиссии, почти все эти офицеры и прапорщики на радостях нажрались до поросячьего визга. Тем более, что была суббота. Пил по этому поводу майор Половинкин или нет — я не знал, так как он ушел к себе домой и нигде потом не показывался. Зато с Фаридом мы неплохо поддали у меня в дизельной. Рядовому Худайбердыеву велено было валить в казарму обоза и возвращаться только утром.
Мы выпили за скорейший вывод батальона, за успех наших прожектов, а также за здоровье генерал-лейтенанта Толмачева.
* * *
Со следующего дня у меня пошла настоящая «работа». Утром я выгонял из малого ангара стоящий там тепловоз, заливал полный бак и выезжал через ворота за территорию батальона — пройдоха Фарид сделал-таки мне спецпропуск. Недалеко от 54-й стрелки я останавливался, переодевался в гражданское, прятал обмундирование в укромном месте и ехал через моечную депо к автостоянке, где после первого же моего выезда камазисты-частники начали выстраиваться с очередь с ночи.
Кроме них, подъезжало немало машин и с госномерами, а также легковых иномарок, в одной из которых на второй же день подкатили рэкетиры.
С ними я спорить не стал, отстегнул сколько положено, тем более что они железно пообещали оградить меня от посягательств правоподавительных органов.
Что же касается главного, то отбоя в покупателях не было, несмотря на то, что продавал я горючку по бешеной цене. Впрочем, это мало кого трогало — республика собиралась выходить из рублевой зоны, и от российских денег многие стремились побыстрее отделаться.
Возвращался я назад только после обеда. Бак тепловоза почти всегда бывал пуст, зато мои карманы трещали от денег. По пути я снова переодевался в военную форму, затем загонял тепловоз на место и шел в дизельную — смотреть, что там делает рядовой Худайбердыев.
А паренек менялся на глазах. Он уже самостоятельно, хотя и под моим наблюдением, запускал дизель; более того, я обнаружил даже, что он в состоянии снимать показания с приборов.
Про себя я уже подумывал, как бы мне не пришлось отделываться от помощника, если он вдруг станет шибко умным.
Вечерами я отправлял рядового Худайбердыева в обоз, а потом, когда приходил Фарид, мы делили выручку, после чего расходились, довольные друг другом.
В будке, под полом, я сделал отличный, как мне казалось, тайник, в который складывал получаемые от продажи казенной солярки деньги; туда же я сунул личные и служебные бумаги покойного Рифата Мирзагуллуева. Свои же документы я спрятал в боксе, да и не то что бы спрятал — просто завернул их в полиэтиленовый пакет и бросил в ящик с запчастями и инструментами к дизелю.
