Прадед дон Мартин однажды утром сказал:
— В четверг никого не приглашайте на обед, нам нужно поговорить без посторонних.
Он устраивал изредка семейные собрания, и мы подумали, что нас ждет отчет об урожае, или его соображения о последних событиях в семье (смерть кузины Микаэлы и что в связи с этим нам предстоит). Но в четверг, когда дедушка Кайо благословил косидо и мы приступили к еде, дон Мартин объявил:
— Дорогие мои, мы разорены.
На миг повисло тяжелое молчание, а потом все заговорили разом, громко, и вдруг снова наступила выжидательная тишина, так морская волна шумно набегает на берег и, бессильно отступая, стихает.
— Я скажу вам то, что никогда не говорил, потому что не считал важным. Всю Grande Guerre я продавал бурых мулов французам. Дело было прибыльным.
— Французам из масонов? — перебила бабушка Элоиса, которая теперь следила за политикой.
— Не все французы масоны, как не все мулы бурые.
— Мы погрязли в смертельном грехе, и все твои деньги пахнут дьяволом, папа Мартин.
— Да хоть от самого дьявола, только бы они были.
— И куда подевались деньги, полученные за мулов?
— Об этом лучше спросить племянницу Маэну.
Племянница Маэна, опустив головку, причесанную а-ля Клео де Мерод — безукоризненный прямой пробор, волосы закрывают уши, — смотрела в тарелку с супом.
— Нет, пусть лучше скажет прадед.
— Вы знаете, что племянница Маэна, с тех пор как убили герра Арманда, нашла отраду в Казино. На мой взгляд, это лучше и чище, чем бесчестить имя семьи безумными авантюрами, как некоторые другие, я уж молчу о племяннице Микаэле. Поэтому я давал Маэне деньги, которые она благополучно просаживала в рулетку и в очко (я и сам проиграл немало). У меня не болела душа из-за этих денег потому, что я люблю племянницу Маэну, как люблю вас всех, но главным образом потому, что французские франки текли без задержки в наш дом, а мулы исправно переходили границу. Теперь же Grande Guerre вот-вот закончится (давайте надеяться, что она будет последней в Истории), и, сев за финансовые документы, я обнаружил, что дебет с кредитом у меня не сходятся. Племянница Маэна проиграла, а я растратил много больше того, что французишки нам заплатили, а надо еще учесть, что французский франк военного времени после войны не будет стоить ничего.
Прадед дон Мартин, неизвестно почему, говорил стоя, в одной руке у него была гаванская сигара, а большой палец другой он заложил за вырез жилета. Разумеется, он даже не притронулся к косидо. Он только время от времени прикладывался к бокалу красного вина из Сигалеса
