Вот ты живешь в доме Владимира. Помнишь ли ты Аркадия, слугу? Когда Дмитрий был ребенком, Аркадий к нему приставлен дядькой был. Мальчик вырос, Аркадий получил вольную. И что же: на коленях у графа стоял и умолял: «Не надо мне вольной, барин, позвольте только при вас остаться». К чему свобода им? Она им не нужна.
Если крестьян без земель освободят — а так, поверь, и произойдет, — они как были, так и будут работать на землях барина. Теперь только вместо порки на конюшне за проступки барин их выгонять будет. А этим, уж поверь, лучше, чтоб пороли. Выпороли — и ладно, а выгнали — так с голоду помрешь. Нет, мальчик мой, не так устроено крестьянское сознание, чтоб их освобождать.
— Положим, так, — согласился Ричард, — но ведь участники восстания не только крестьян освободить хотели. У них была программа конституции, преобразования…
— России нужны реформы, преобразования, — перебил князь, — но с какой стати несколько человек, которые не погружены целиком в политические и экономические дела нашей страны, решают, что есть благо для России? Это гордыня, только и всего. И лицемерие к тому же. Ты никогда не задавался вопросом: почему, если господа так хотели свободы для народа, они своих собственных крестьян не освободили? Да потому, что понимали: разорятся в одночасье, когда крестьяне к другому барину уйдут. Ведь как воспринимают они вольную: «Видать, барину я чем-то не угодил. Вот он меня и прогоняет».
Реформы будут, когда страна будет готова. Сколько раз Николай говорил мне, что из-за крепостного права над Россией смеется вся Европа. Но вся наша экономика построена на крепостном праве. Мы не можем, не готовы сейчас отказаться от него. Реформы должны проводиться тогда, когда готов народ. И проводиться должны сверху, а не решением кучки вольнодумцев. Помню, я обсуждал восстание с покойным Александром Сергеевичем. Он сказал тогда: «Сотня прапорщиков, выйдя на площадь с барабанным боем, никогда не изменит политический уклад нашей страны». И был совершенно прав.
— Но не слишком ли сурово их наказали? — спросил Ричард.
— Сурово? Разве? — ответил Андрей Петрович. — Среди них были мои хорошие товарищи. Но я считаю, что приговор был слишком мягким. Не забывай: они предприняли попытку военного переворота. И их судил военный трибунал. Обычно всех участников восстания казнят. Но гуманный наш российский военный суд приговорил к смерти только пятерых: организаторов восстания и этого мерзавца Каховского, который убил Милорадовича. А ведь за что убил? За то, что тот выехал к восставшим с призывами одуматься.
