Это был человек несгибаемый — об этом можно было судить хотя бы по тому, что восьмидесятилетний возраст не смог хоть немного ссутулить Суздальского. Изборожденное морщинами неподвижное лицо и острый взгляд выцветших волчьих глаз, искрящихся безудержной силой, придавали старому князю вид несокрушимого колосса, каковым он, судя по царственной манере держаться, не только считал себя, но и являлся. Увидев Ричарда, он отложил в сторону «Северную пчелу», ласково улыбнулся и по-отечески произнес:
— Садись, сынок, давай поговорим.
Ричард сел. Князь продолжал:
— Как повзрослел, как возмужал, уж точная копия отца.
— Я помню, князь, вы приезжали к нам, — сказал Ричард, и сказал это не столько с тем, чтобы показать князю, что помнит и признает его, сколько с тем, чтобы сказать уж что-нибудь. Кроме Дмитрия, близкого друга маркиза, никто в Петербурге не говорил ему «ты». Но царственность, степенность разговора, бескрайняя, безудержная мощь, из которой весь был соткан хозяин дома, казалось, давали ему право говорить на ты с самим Господом Богом.
— Ты помнишь: это славно, — отвечал Андрей Петрович. — А сколько же тебе тогда лет было? Четырнадцать? Пятнадцать?
— Где-то так, — согласился маркиз, — во время вашего последнего визита.
— Как быстро пролетело это время… — задумчиво протянул Андрей Петрович, — теперь ты стал совсем как Уолтер, когда он был моложе. А твой отец — мой очень близкий друг. Я никогда не забуду, как он впервые явился в Зимний дворец на аудиенцию к императору. Александр встал и горячо пожал ему руку, а Уолтер сразу же сел в кресло, приглашая царя последовать его примеру. Да, твой отец — великий человек.
— Разве великие люди способны на предательство? — осведомился Ричард, поминая письмо, полученное от отца.
— Предательство? О нет, сынок, никогда, — серьезно говорил Андрей Петрович, — но всякий человек способен сделать глупость. И всякому случается оступиться. Мы все не идеальны, железных сердец не существует. Порою и сильнейшие из нас проявят слабость.
— И даже вы? — удивился Ричард.
— Конечно, даже я, — ласково ответил Суздальский. — Главное, никогда не жалеть о совершенных промахах, ошибках. Никогда не терзать себя за проявленную мягкость характера, нетвердость духа… Твой отец никогда не сожалел.
— О чем не сожалел? — спросил Ричард. — Скажите мне, прошу вас, что он сделал? Я получил письмо. Он пишет, что предал графа Воронцова, что в Петербурге ему все, кроме вас, враги…
