«У меня была ссора с графом Воронцовым», «Он благородный и честный человек, но я обманул его» — Ричард несколько раз перечитал эти строки. Он не мог поверить, что отец способен на обман, на предательство.
Отец был дипломатом, думал Ричард, он действовал в интересах своей страны. Возможно, он был вовлечен в политическую интригу. Возможно, когда встал выбор между долгом и другом, он выбрал долг. Но предательство… Как может отец говорить о себе такие слова? Нет, это невозможно.
Внезапный стук в дверь прервал его размышления.
— Войдите, — произнес Ричард.
Вошел Петр Андреевич.
— Маркиз, я полагаю, содержание письма вас не обрадовало, — заметил князь.
Ричард взглянул в зеркало. И правда: вид он имел подавленный и обескураженный.
— Что бы ни было там написано, — сказал Петр Андреевич, — возьмите себя в руки. Вы дворянин. вы лорд Редсворд. Что сказал бы ваш отец, увидь он вас в таком жалком виде? Не смотрите на меня гневно: вид вы имеете жалкий. Выпрямьтесь, маркиз, — вы не горбун и не нищий на паперти. Вот так. Теперь отбросьте эту мину: она никак не годится молодому франту, коим вы являетесь. Вы на балу, вы не забыли это? Очень хорошо. Теперь идемте в зал. Вы пригласите на вальс княжну Анастасию. Как сразу изменились вы в лице! Другое дело, маркиз.
Оттанцевав с Софьей кадриль, Дмитрий пригласил ее на мазурку.
— Боюсь, Дмитрий Григорьевич, на следующий танец я уже ангажирована, — сказала Софья, заглянув в бальную книжечку.
— И кто же этот счастливец? — спросил Дмитрий, слегка расстроенный.
— Константин Васильевич Болдинский, — ответила Софья, слегка смущенная.
— Костя? — переспросил Дмитрий. — Когда же он успел?
— Сразу как приехал, — произнесла Софья.
— А следующая за мазуркой полька?
Софья, хоть и знала бальную книжку наизусть, вновь заглянула в нее и констатировала:
— Я снова ангажирована.
— И кем же? Снова Костей? — удивился Дмитрий.
— Константин Васильевич был очень… — Софья запнулась, подбирая слова.
— Расторопен, — сказал Дмитрий.
— Дмитрий!
Молодой граф Воронцов обернулся и увидел человека, которого только что успел обвинить в расторопности. Константин Болдинский, повеса двадцати двух лет, близкий друг Дмитрия, стоял перед ним.
— Костя! — Дмитрий забыл о былой унылости и обнял друга.
— Как ты? Как поездка? Как Париж? — спрашивал Болдинский.
— Поездка славная, Париж кошмарен, рад возвращению домой, — ответил Воронцов.
— И я безумно рад, мой друг! Ты слышал новость? Николай женился!
