В тот главный миг | страница 80
Но главное случилось тогда на канавах. Он увидел, как знакомятся белка и кабарга. Это было так смешно и так прекрасно: живое существо тянулось к другому, хоть и не похожему... Альбина подкралась незаметно, а он сразу ввел ее в ход своих мыслей, и она стала следить за ними послушно и любопытно, как девочка, которую ведут по незнакомой пещере.
Вот тогда все и началось. Впрочем... Что началось? Что, собственно, было? Несколько незаконченных разговоров? Ощущение ее понимающей близости, а потом чувство необходимости его для нее, потому что Порхов вдруг сломался, повел себя недостойно не только как руководитель, но и как мужчина...
— Пошли,— сказал, поднимаясь с колен, Нерубайлов.— Образцов тут на полгода хватит.
В лагере между палатками по-прежнему лежал Соловово. Он повернул к ним голову и посмотрел, но как-то словно сквозь них куда-то дальше. Неподалеку от провиантской палатки сбились в кучу лошади у дымокура. Никого больше не было. Ревниво отметив, что нет обоих — и Порхова, и Альбины, Колесников подсел к Соловово:
— Как себя чувствуешь, Викентьич?
— Слишком хорошо, Володя,— сказал Соловово, чуть улыбаясь, и посмотрел на него тоскливыми отстраненными глазами.
Колесников знал, что делает с людьми боль. Он сам дважды валялся по госпиталям, а один раз оказался в таких условиях, что думал уже отдать-богу душу,— в немецких лагерях не очень стремились вылечивать русских пленных. Он сел на траву рядом с раненым.
— Где эти...— он отвел глаза под понимающим взглядом Соловово и повторил: — Начальство-то куда делось?
— Отправились к реке посекретничать,— сказал. Соловово. Подошел Нерубайлов.
— Как, Исидор Викентьевич? — спросил он, наклоняясь.— Крепко тебе впаял?
Соловово и ему улыбнулся.
— Крепко, Иван. Где Чалдон?
— Лопахина выслеживает,— ответил Нерубайлов, присев.— Он его, иудину душу, ни в жись не упустит. Он энтих власовцев за войну в разных видах повидал. Они ему только мертвые нравятся.
Соловово закрыл глаза. Видно, не хотел больше разговаривать па эту тему.. Колесников мигнул Нерубайлову и отошел к палаткам. Ожидание дрожало в нем. Он боялся подумать о Порхове и Альбине. Его давило сознание того, что этот трус и наглец, карьерист и себялюбец снова станет ее мужем, предъявит на нее свои права...
Он вошел в общую палатку и сел на свой спальник. Но кто он ей? Кто? Что дало ему право надеяться? Она обняла его? Просто потому, что он первый вбежал в палатку. Она поддержала его против мужа в споре о том, ждать или не ждать Чалдона,— это из чувства справедливости. А остальное — его помощь в переходах, краткие разговоры — это все в те времена, когда ее муженек потерял себя и женщине нужна была рядом сильная мужская рука...
