Пашка отступил на шаг и был уже у выхода. Ствол карабина по-прежнему сторожил каждое движение Корнилыча.
— Баял я тебе,— сказал злобно Пашка,— нужен карабин. А раз нужен, так все одно возьму!
В ту же секунду, почти без размаха, Корнилыч швырнул в брата крышкой ящика и прыгнул. Он вырвал карабин, отшвырнул его и тяжело ударил в лицо осевшему Пашке.
— Ростил я тебя! — хрипел он.— Человека хотел сделать. А ты, каторжна душа, в брата стрелил! Змея! Паскудина подколодная!
Пашка застонал, Корнилыч опомнился, сел рядом с Пашкой, достал из кармана бинт, начал обтирать его лицо. Брат застонал, потом раскрыл один глаз, другой был залеплен синяком, взглянул на брата, сказал сипло:
— Не трудись, чо там... За дело бил.
И тут Корнилыч заплакал.
— Скотина ты! Бревно ты глухое,— бормотал он, тщетно пробуя сдержать спазмы горла.— Кто ж ближе-то тебя у меня?
Из единственного открытого глаза Пашки тоже потянулась слеза. Он с трудом сел и потряс за колено старшего.
— Не плачь, Кеш, поделом мне... Запутался я, Кеха... Пропал я,— он дернулся разбитым лицом и скривился от боли.— Не жилец я теперь.
Корнилыч выпрямился. Слезы у него разом высохли. Он вытер ладонью лицо и затеребил Пашку.
— Запутали, говори кто?
Но Пашка мотал головой и молчал, облизывая разбитые губы.
— Я понял! Это Хорь, он один мог! Так? Он карабин велел тебе выкрасть?
Пашка стрельнул в брата взглядом и отвернулся.
— Ясно,—сказал Корнилыч.— Только зачем, не пойму. Уходить, чо ли, из партии собрались?
Пашка дрогнул плечом, и Корнилыч понял: угадал.
— А чо уходить им? Ишачить не охота? Так идти тайгой — работа похлеще. Да и что уходить нормальным людям?
Он смотрел в разбитое лицо Пашки, а тот отводил, прятал взгляд.
— Стой,— сказал Корнилыч, осененный догадкой.— Санька говорил, чо рацию ему нарочно разбили. Чо не от дерева, однако, лампы побились, а кто-то потом хватил. Стоп! А когда первый раз лошадь упала, с ней этот их Глист был. Ни одна лошадь не упала, а та, что с рацией, в пропасть сорвалась... Это чо выходит? — Он не отрываясь, смотрел на Пашку, а тот, оцепенев, слушал брата.— Я принял этих людей в партию, а кто за них просил? Братка родной просил. А почему он просил за них, однако?—спрашивал Корнилыч, наливаясь злобой.— Знал, видно, зачем. Кто эти четверо, шпионы?— тряхнул он Пашку за шиворот.— Ну! Говори сейчас, потом хуже будет!
Пашка отвел глаза.
— Зачем им надо было рацию разбить? Кому продался, говори, последний шанс тебе даю.
