Потихоньку катились годы, и подрастала дочь Уильяма, Абигейл. В ней не было ни капли сходства с матерью, словно та ничего не дала ей своего — настолько девочка походила на отца. Не бог весть как хороша собой, зато смышленая, веселая, с легким нравом. И с интересом ко всему на свете. Школьницей она заставила отца выписать «Нью-Йорк Трибюн», хотя он долго ворчал, что в дом и так каждую неделю приходят три газеты: местный «Леджер», «Кларион» из Мобила и «Атланта Конститьюшн».
Он уступил, разумеется: он ей во всем уступал.
— Абигейл, — сказал он, — надеюсь, у них там хватит соображения завернуть во что-нибудь эту газету, да поплотней, а то разговорам конца не будет!
«Трибюн» пришла в таком же виде, как прочие газеты: никакой обертки, читай, кто хочет. На дом тогда почту не доставляли и Уильям два раза в неделю ездил за ней в Мэдисон-Сити. Он любил читать и получал целый ворох всякой всячины: «Сатердей ивнинг пост», и «Кольерс», и «Нейшнл джеографик», и все, что относилось к сельской жизни. Когда прислали первый номер «Трибюн», почтмейстер Роджер Эйнсворт положил локти на прилавок и объявил:
— Ей-ей, Уильям, никак ты с ума спятил.
Местная почта помещалась на одной половине фуражной лавки Эйнсворта «Корма — Зерно», прямо так, без всякой перегородки. В то утро в лавке собралось человек шесть, тут постоянно кто-нибудь да околачивался. Заходили сыграть в шашки или просто почесать языком, погрызть жареной кукурузы и земляных орехов — на железной плите всегда стояло блюдо этой снеди. По тому, как они сидели, — примолкнув, с безучастными лицами, — нетрудно было понять, что они уже все знают и успели высказаться по этому поводу.
— Это почему же, Роджер? — спросил Уильям.
Роджер Эйнсворт шлепнул на прилавок кипу журналов и газет.
— Твои. — Он достал отложенную отдельно «Трибюн», поднял, молча показал.
— Тоже мне? — спросил Уильям.
Эйнсворт кивнул. Люди выжидающе подались вперед. Скрипнул плетеный стул, скрипнула половица. Громко щелкнула у кого-то на зубах каленая кукурузина.
— Ну и что? — сказал Уильям.
Эйнсворт объяснил:
— Вроде бы ты до сих пор не имел привычки читать, что печатают янки.
— Это дочке захотелось, — сказал Уильям. И, чтобы не получилось, будто он прячется за спиной у девчонки, прибавил громче: — Но я полагаю, что буду почитывать и сам.
Позади раздался шорох, словно все разом перевели дыхание. Уильям сгреб свою почту.
— Роджер, — спокойно проговорил он, — знал я, что ты осел, но не думал, что до такой степени.
