Сильвэн заказал шампанского. Он был рад этому импровизированному ужину и ликованию Каролины, уже погрузившейся в изучение меню. Ему нравилось видеть ее такой, охваченной вожделением, внимательной к составу своего пира, колеблющейся между искусами, предложенными меню, где каждое блюдо заставляло ее мурлыкать от желания. Это чревоугодие, праздник вкусовых сосочков, внимательный и утонченный поиск сочетания вкусов были мощными узами, соединившими их с первых встреч. Иногда они на этом играли, когда каждый знал, что может зажечь другого, чтобы у того слюнки потекли от одного словесного упоминания о закуске, оно возбуждало, как любовные речи. У Каролины было исключительно вкусовое воображение.
Ужин был великолепен, от закуски в виде салата из трюфелей, вымоченных в хересе, до нежного клубничного пирога на десерт, включая необыкновенное рагу из утки по-руански, свежезадушенной[6], поджаренной, политой изысканным шампанским, приправленной грибами и золотистым обжаренным луком, тающим во рту, залитым соусом, где сочетались волшебные оттенки тимьяна, иссопа, душицы и чабера. Сильвэн был счастлив. Он чувствовал себя легким, веселым, уверенным, в состоянии блаженства, которому, возможно, помогала властная бархатистость бутылки Романе-Сен-Виван, слившаяся с изящным духом шампанского. Забыта Диана Ларшан, ее шантаж и ее капризы! Забыты мучения, доставленные ему этой ужасной девчонкой! Незаметными, но точными движениями он гладил пальцами руку Каролины, лежавшую на скатерти. Он наконец снова обрел свою Каролину, делавшую его таким счастливым с момента их встречи на конезаводе в Пэне четырнадцать лет назад. Уже так давно? Но прошедшие годы, рожденные дети прошли для Каролины почти бесследно, или же он ничего не заметил. В этот вечер в белом платье, почти флюоресцирующем в свете ламп, отчего ее глаза, лицо, волосы становились еще теплее, она казалась ему еще красивее, еще желаннее, чем в тот далекий осенний день, когда он решил, что она нужна ему на всю жизнь. Она приобрела большую уверенность, веселость, и Сильвэн не помнил того, чтобы ему хоть на миг стало с ней скучно за все эти годы. Он смотрел, как она, с порозовевшими от бургундского щеками, поднимает бокал, словно просит, глядя на него, неслышный тост. Ее глаза сияли, смеялись, Сильвэну вдруг пришла в голову нелепая идея: он не знает ее, он только что встретил эту очень красивую молодую женщину, и она ему бесконечно нравится, а у него в запасе только этот ужин, чтобы ее очаровать. Жар вина возбуждал и его, пробуждая в нем болтливость. Он заговорил с ней не о ней и не о себе, а о Жюльетте Рекамье, чей изящный бюст находился над баром ресторана, носившего ее имя. Жюльетта была так красива и так жива, сказал он, что все мужчины, которых она встречала, сходили с ума от любви к ней. Все. Принцы, послы, министры, писатели, старики и юнцы, которым она годилась в матери. Сильвэн воодушевлялся, описывая молодую женщину, жившую когда-то здесь, уточнил он, расставив руки, чтобы объять весь ресторан и террасу.
