— Это правда, — подтверждает Сильвэн. — Я люблю Каролину.
Диана подскочила на сиденье.
— Неправда! — кричит она. — Когда кого-нибудь любят, с другими не спят!
— Ну не станешь же ты утверждать, что я тебя изнасиловал!
В порыве бешенства Диана вспрыгивает на колени. Хватает Сильвэна за рукав и тянет так, словно хочет разорвать.
— Не изнасиловали? Не изнасиловали? Да никто вам не поверит! Я к вам пришла, потому что мне было страшно… Я бы пришла так к… к родителям… и вы дали мне лечь в вашу постель… Вы ведь дали мне лечь, а? Иначе бы вы меня выкинули!.. Вы ведь сильнее меня, а? Вы были очень рады, что я у вас в постели! А потом…
— Да-да, — говорит Сильвэн, — послушаем! А потом?
— Потом, — продолжает Диана, — вы мне сделали больно! Я никогда раньше не занималась любовью! Вы пустили мне кровь и все такое! Что, не правда?
Сильвэн хватает ее за плечи и встряхивает.
— И что, тебе это не понравилось, мерзкая потаскушка? Ты смеешь это говорить? Ты смеешь говорить, что не ты все сделала для того, чтобы это случилось?
Она явно довольна тем, что привела его в ярость. Руки Сильвэна стискивают ее плечи, но она не пытается освободиться. Она дает себя трясти и улыбается, закрыв глаза, полуоткрыв губы.
— Да, понравилось, — прошептала она. — И вам тоже. И я хочу еще. Вот.
Сильвэн грубо отбрасывает ее на спинку сиденья. Отводит глаза. На скулах у его играют желваки. Он делает глубокий вдох, сжимает руль так, что чуть не лопается кожа на суставах пальцев.
— Мне нет! — говорит он.
— Я вам не верю, — не соглашается Диана.
И кладет ему голову на руку, наискось свернувшись калачиком на сиденье.
— Ты это, это хотела мне сказать? — спрашивает Сильвэн глухим голосом. — Что хочешь еще?
— Хочу!
— Больше ничего?
— Больше ничего.
Итак, она не беременна. Сильвэн чувствует такое облегчение, что расслабляется, смягчается. Он берет Диану за руку и говорит с ней шепотом, уткнувшись губами в волосы. Запах лимонного одеколона поднимается к нему, кружит голову.
— Послушай, — начинает он, — даже если бы мне тоже хотелось… ты прекрасно знаешь, что это невозможно.
Диана поднимается и произносит пылко:
— Если бы я была старая, если б мне было двадцать лет, то было бы возможно, правда?
— Нет, — твердо отвечает Сильвэн. — Даже если бы ты была еще более старой, если бы тебе было… не знаю, двадцать пять лет, это все-таки было бы невозможно. Да, я женат, Диана! Да, у меня дети, тебе ровесники! И жена, которую я люблю, и работа, которая для меня очень важна! То, что случилось — и по твоей вине, — это исключение, должно быть исключением, понимаешь?
