Вот тогда все и начнется, и будет в точности как в романе, как в чудесной фразе (на правой странице), в том месте, когда на ладье, несущейся в Тинтагель, Тристан, разделив с Изольдой любовный напиток, который, по недосмотру, поднесла им служанка, почувствовал, «как живучий терн с острыми шипами, с дурманящими цветками пустил свои корни в крови его сердца и крепкими узами привязал к красивому телу Изольды его тело, и все его помыслы, и все его желание». Каролина уже заранее чувствовала, как ее привязывает к Тристану терн — ранящий и благоухающий, шершавый, но прочный ко всем испытаниям, и вздрагивала на последних строчках главы: «И когда спустился вечер, на ладье, что неслась вперед все быстрее… связанные навеки, они предались любви».
Увлеченная своим Тристаном, Каролина несколько раз словно бы узнавала его, обманутая внешностью, волнением. Но это длилось недолго. Тьерри, Филипп, Дидье хоть и были в нее влюблены, отправлялись обратно в небытие. Это принесло ей репутацию завлекальщицы, и она еще прочнее воцарилась над своим двором из молодых людей, которых ее сдержанность одновременно раздражала и возбуждала. На нее заключали пари. Такая недоступная девушка во времена, когда все они претендовали, по крайней мере на словах, на самую широкую свободу нравов, была достаточно неординарным явлением и давала повод строить всяческие предположения. Самые раздосадованные и лишенные фантазии говорили, что она фригидная кокетка. А девушки, уязвленные тем, что ими пренебрегают ради этой воображалы, ее ненавидели и рассказывали о ней всякие гадости.
Когда так пламенно верят в чудеса, они всегда случаются. Вот так Тристан наконец и явился в одно октябрьское воскресенье Каролине Перинья на конезаводе в Пэне, куда она согласилась, без большого восторга, сопровождать родителей, потому что в тот день не нашла себе занятия повеселее. Она увидела его, и все было прямо как в романе (на левой странице): они «смотрели друг на друга в молчании, словно потерянные и словно завороженные». На этот раз сомнений быть не могло, и она услышала, что Тристана на самом деле зовут Сильвэн Шевире.
* * *
Около половины двенадцатого в кабинете Сильвэна, в Берси, зудит селектор.
— Вас спрашивает мадемуазель Ларшан, месье. Она очень настаивает…
Сильвэн слегка краснеет. Перед ним сидит представитель дирекции «Электриситэ де Франс». Они корпят над запутанным бюджетом, поэтому он велел секретарше не соединять утром его ни с кем. Но фамилия Ларшан, должно быть, показалась молодой женщине достаточно необычной, чтобы нарушить полученный приказ. Лиза Бонтан работает с Шевире уже два года и знает о непростых отношениях его с Ларшаном.
