Он был более чем любезен. Перспектива вскорости от нее избавиться делала ее для него менее грозной. Он даже задумался о том, не случится ли так, что в далеком будущем, когда она уже давно исчезнет с его горизонта, перестанет быть для него угрозой, он будет порой с тайным волнением вспоминать о ней. В конце концов, приключение, или злоключение, которое он пережил с этой удивительной девочкой, было из тех, что оставляет след в жизни мужчины и не забывается легко.
В те два часа, что они провели вместе на улице Верней, Сильвэн был гораздо более внимателен, чем обычно, к жестам Дианы, ее ощущениям, и полученное им удовольствие, лишенное на этот раз привкуса вины, было от этого еще более сильным. Он вел себя так, как ведут себя провожающие, довольные тем, что человек уезжает навсегда, да и отъезжающий испытывает горькое очарование своим скорым отбытием. Позднее, как раз перед тем, как за ней закрылась дверь, ему захотелось пожелать ей счастливого пути.
Почувствовав это изменение в его отношении, Диана была даже более словоохотливой. Она даже задержалась, прильнув к нему, вместо того чтобы быстренько одеться и уйти, как она обычно делала.
Она проявила любопытство: вернется ли он в августе на Гернси, чтобы купить копченую ветчину, свитеры и виски, как они делали в прошлый год, когда Сильвэн возил ее туда на лодке вместе со своими детьми? Он удивился этому вопросу, а еще больше, когда Диана спросила:
— Сколько вам будет этим летом?
— Что значит сколько будет?
Она нетерпеливо пояснила:
— Ну 17 августа, это ведь ваш день рождения? Я знаю, что вы «лев», как и я, только у меня день рождения 25 июля.
— Ну да, — сказал Сильвэн, — 17 августа мне исполнится сорок лет.
— А мне четырнадцать. Каролина сделает вам торт с сорока свечками?
Сильвэн вдруг насупился. Не столько из-за сорока свечек, упомянутых, возможно, с коварными намерениями, но потому, что имя Каролины, произнесенное в комнате, где он лежал голый рядом с Дианой, было ему очень неприятно.
— Не знаю, будет ли торт вообще, — сухо ответил он.
— О, наверняка! А может быть, еще и сюрприз… Сорок лет — важная дата!..
— Хочешь сказать, что это старость?
Она не ответила, но приникла к нему, и маленькая ручка, такая бойкая, умелая, точная, еще раз исчерпала его.
Затем он провел вечер, показавшийся ему чудесным, — в своем большом пустом доме, затихшем после отъезда детей и Каролины. Перед тем как уйти на Тротуары Буэнос-Айреса, Фафа приготовила ему холодный ужин на кухне, к которому он даже не притронулся. Ему не хотелось есть, а главное, садиться за стол. Он принял душ и в одной набедренной повязке из полотенца приготовил себе «Кровавую Мэри», вдоволь наперченную, как он любил, и отправился потягивать ее к себе в кабинет, положив ноги на стол, слушая «Ветер», песню Лео Ферре, будоражащую его, невзирая на проходящие годы. Он теперь избегал слушать эту песню в присутствии Каролины, которая ее больше не выносила, столько раз ей пришлось ее слышать. Он заездил по меньшей мере две пластинки, слушая эту песню! Пластинки стали все исцарапанные, игла проскальзывала, выплевывая слова:
