Трон перегнулся к нему через стол.
– Пеллико?
Шпаур кивнул.
– Полковник Перген арестовал его еще вчера вечером Ночью допросил, а сегодня днем продолжил допрос.
– И?…
– Полковник не сомневается, что убийца схвачен.
– Признание получено?
Шпаур покачал головой.
– Подписи под протоколом, увы, не будет. Это слова Пергена.
– Почему так?
– Потому что Пеллико мертв. – Лицо Шпаура никакого волнения не выдавало. – Повесился. Между допросами. У себя в камере. Полковник Перген расценивает это как признание убийцей собственной вины.
– Получается, что полковник разоблачил убийцу с поистине фантастической быстротой.
– Да, редкая удача.
– Если случайно не выяснится, что убийство раскрыто чересчур быстро.
Шпаур, прищурившись, посмотрел на Трона.
– На что вы намекаете?
– Я бы предпочел, чтобы Пеллико предстал перед судом и был справедливо осужден либо, наоборот, оправдан, – сказал Трон.
– Вы не доверяете полковнику Пергену?
– Самоубийство Пеллико оставляет открытым Целый ряд вопросов, на которые мог ответить только сам Пеллико. Помимо этого, я нахожу странным, что полковник Перген посылает в «Даниэли» лейтенанта, чтобы известить нас о том, что дело закрыто. По сути дела, он должен считать, что я об этом деле вовсе не помышляю – ни сном ни духом.
– Может быть, Пергену стало известно, что вчера вечером вы побывали в казино «Молин».
– Скорее всего, он хочет дать мне понять – причем как можно скорее! – что у меня нет больше никаких причин продолжать расследование, – сказал Трон.
Шпаур отодвинул от себя блюдо из-под клецок и отложил салфетку в сторону.
– У вас и нет этих самых причин, комиссарио. Забудьте о том, что произошло на пароходе. Забудьте также и о том, что вы узнали от меня о Моосбруггере.
Когда Трон два часа спустя сошел с парома на набережной и повернул направо (дворец княгини находился между улицей Сан-Вио и Академией), он обнаружил, что оказался там, где привык прогуливаться в школьные годы перед занятиями в Патриаршей семинарии. Это было почти сорок лет назад. Тогда еще не существовало в природе чугунного моста, который соединяет Дорсодуро с площадью Сан-Марко, не говоря уже о том, что не было и в помине таких вещей, как железная дорога, пароходы и газовые фонари – изобретении, которые Трон в глубине души считал излишними.
На углу, возле отяжелевшей сейчас от снега одинокой пинии, Трон остановился, задумавшись, что же ему, в сущности, известно о княгине.
Он вынужден был признать, что известно не слишком много, а это довольно странно для Венеции – города, где обо всех известных людях ходят невероятные и безжалостные сплетни. Странно, что они обошли княгиню ди Монтальчино, молодую вдову, очень богатую и красивую. Неужели причина этого – ледяная неприступность княгини? Трон предположил, что пресловутая неприступность, скорее всего, маска. Княгиня ди Монтальчино могла на самом деле оказаться не такой загадочной особой, какой представляли ее малознакомые люди. Что, если она – просто энергичная молодая женщина, которая с редким успехом продолжает дело покойного мужа и видит в этом смысл своего существования? Трон терялся в догадках. Он даже не мог отчетливо вспомнить, где и при каких обстоятельствах с ней познакомился. И откуда она все-таки родом? Действительно ли из Флоренции? Ее безукоризненный тосканский диалект не оставлял сомнений в том, что она родом из Тосканы; по всей видимости, там же она получила отличное образование. Однако что-то подсказывало Трону, что тосканский диалект княгини слишком правилен, чтобы быть природным, врожденным.
