Снег в Венеции | страница 100



Филомена Паска хотела уже повернуться и уйти, но ее остановил странный запах. Слабый, но противный. Он был ей знаком, но вспомнить откуда – она не могла. Как будто запах земли, влажной теплой земли, но с неприятной примесью… Может быть, какое-то пахучее лекарственное зелье? Но какое зелье мог пролить или просыпать Моосбруггер?

Филомена сделала шаг вперед и принялась осматривать комнату соседа.

Первое, что бросилось в глаза, – керосиновая лампа на столе. Ее свет падал на связку ключей, почти опустошенную бутылку вина и пару перчаток. Позади стола, словно вырезанный в стене, чернел прямоугольник окна, того самого, что выходило на Большой канал. Какое-то движение угадывалось за окном, но Филомена не могла ничего разглядеть: сквозь задернуты занавески до нее доносился лишь плеск волн у стены дома.

А еще мгновение спустя она увидела лежавшего на полу Моосбруггера.

Он лежал, словно спал, между столом и маленьким сервантом, в котором стояла посуда. Руки его с вывернутыми ладонями были раскинуты в стороны, глаза открыты. Казалось, он вот-вот заговорит. Но когда Филомена разглядела шею Моосбруггера, то поняла: он больше никогда не заговорит.

Порез на шее был узкий, черный, слегка блестящий. Не было необходимости подходить ближе, чтобы удостовериться – порез еще и глубокий. Верно, зарезали Моосбруггера так быстро, что он и пикнуть не успел.

Филомена Паска не стала кричать. Она лишь безмолвно опустилась на колени, как некогда на сцене оперного театра, откуда ее изгнали более двадцати лет назад. И впервые в жизни потеряла сознание…

Когда две минуты спустя она пришла в себя, в ногах была невероятная слабость. Филомена не смогла встать и на четвереньках выползла из квартиры Моосбруггера. Рот ее был перекошен от ужаса, прическа развалилась. Она закричала, лишь оказавшись на улице. Один из соседей отвел ее обратно в квартиру и отправил мальчишку-посыльного из лавки зеленщика на площади Сан-Бенедетто в управление полиции.

28

Новость о том, что в здании склада на улице Гарцони произошло преступление, застало Трона час спустя в траттории Гольдони за тарелкой ризотто с каракатицей. Траттория эта находилась в нескольких шагах от управления полиции, сотрудникам которого блюда здесь отпускались за полцены. Причина заключалась в том, что у хозяина траттории не было разрешения на продажу вина, а у полиции не возникало ни малейшего желания давать ему это разрешение; тем не менее вино он продавал – что позволяло всем предшественникам и нынешним коллегам Трона обедать здесь на весьма выгодных условиях.