— Кажется, Ротвел совершенно не огорчен смертью отца, — заметила Пруденс.
Так и было. Новый герцог явился на бал в подогнанном по фигуре темно-синем сюртуке и бриджах цвета буйволовой кожи. Даже без траурной повязки! Мадлен слышала, что он не был на похоронах. После такой выходки было глупо ожидать, что он будет носить траур.
Леди Эмили Стонтон, единственная дочь тети Августы, присела слева от Мадлен и присоединилась к беседе:
— Право же, какая интрига! Я просто умираю, так хочу услышать историю смерти старого герцога, но наследничек вряд ли расскажет, что произошло на самом деле.
Пруденс рассмеялась.
— Тебе лишь бы посплетничать.
— Разумеется, сплетни во сто крат интереснее твоих трактатов о древнем Вавилоне, — парировала Эмили.
Начинался их обычный спор. Пруденс написала несколько научных трудов, разумеется под мужским именем, которые были хорошо встречены академическим сообществом, а Эмили, тоже скрывая настоящее имя, писала романы. Если бы страсть к лицедейству не считалась в обществе пороком, Мадлен также могла бы проводить досуг по своему усмотрению. Она постаралась отвлечь подруг от литературных баталий.
— Эмили, нельзя просто так подойти и спросить, что случилось с герцогом Ротвельским. В «Таймс» писали, что его карета случайно перевернулась. Давай оставим эту тему.
— Разумеется, но не забывайте: за деньги «Таймс» напишет все что угодно. Я больше верю слухам.
— Твоя мрачная сентиментальность просто невыносима, дорогая, — заметила Пруденс с напускной чопорностью. — Конечно, нынче без отцеубийцы не обходится ни один исторический роман.
Эмили победно улыбнулась, а Мадлен, вздохнув, вернулась к наблюдению за молодым герцогом, который, окончив разговор с тетей Августой, обернулся к гостям, имея при этом такой надменный вид, который может позволить себе только настоящий герцог. Толпа тотчас расступилась, образуя проход, которым и воспользовался Ротвел, едва отвечая на глубокие реверансы дам и поклоны джентльменов с улыбкой, чуть ли не презрительной. Он ожидал подобострастия и в полной мере наслаждался им.
Если бы Мадлен не обладала природным чутьем и наблюдательностью, она бы с первого взгляда возненавидела Ротвела. В ее глазах высокомерие было одним из самых отвратительных пороков. Ротвел был выслан в Шотландию за год до ее дебюта, но о нем так много говорили, что она успела составить о нем мнение. Будучи лишь третьим сыном, Фергюсон не отличался скромностью и почтительностью. Но ирония, с какой он смотрел на притихшую толпу, заинтриговала ее. Казалось, он играл роль и потешался над теми, кто не замечал обмана. Ей было знакомо это чувство, эта ирония. Желание потанцевать с ним внезапно охватило ее. Но более, чем танец, ее привлекал партнер. Она испугалась своего порыва и с грустью подумала, что известный повеса, а теперь еще и герцог, вряд ли обратит внимание на серую мышку.
