— Мадам Герье достойно конкурирует с лучшими актрисами нашего времени, — принимая деньги, сказала она. — Вы как раз вовремя. Сейчас будет убийство Клавдия.
— Она играет Гамлета? Не Офелию? — спросил Фергюсон.
Мадам Легран кивнула и повела их в зрительный зал.
— Право, это странно. Но когда видишь ее на сцене, представить в этой роли кого-то другого просто невозможно. Она может соперничать с самой великой Сиддонс!
Не слишком ли высока похвала? Миссис Сиддонс была величайшей актрисой своего поколения. Его спутники тоже скептически покачали головами. Никто из них не ожидал обнаружить примадонну в захолустье «Семи циферблатов».
Мадам Легран провела их через дверь рядом со сценой. Оркестр, обделенный как хорошими инструментами, так и талантливыми исполнителями, учтиво затих. Как и во многих других небольших театрах, музыканты вынуждены были играть во время спектакля, превращая его в своего рода мюзикл, чтобы избежать притязаний больших театров, обладающих исключительным правом на постановку серьезных драматических произведений[5]. Мадам Легран шепнула пару слов лакею, который вынес из темного угла четыре табурета. Только усевшись, Фергюсон понял, что его удивило, — в зале было тихо. Обычно в театр ходили поболтать и обменяться сплетнями. На актеров никто не обращал внимания, но здесь все лица были обращены к сцене, где из-за кулис появился Гамлет.
Костюм актрисы великолепно передавал дух эпохи: напудренный парик, сюртук, короткие бриджи и обувь на высоком каблуке. Тень от всклокоченного парика падала на лицо, ажурный платок был завязан под самым подбородком. Из-под всего этого маскарада торчал кончик носа. Фергюсон внутренне приготовился к кошмарному представлению. Субтильная актриса, казалось, будет совершенно беспомощной в мужской роли. Но когда она заговорила, он понял, почему зрители были в таком восторге. Последний акт был знаком Фергюсону, ему не раз приходилось наблюдать, как в устах менее талантливых актеров реплики Гамлета над черепом «бедного Йорика» превращались в фарс. Но голос актрисы был богат, исполнен теплоты, грусти и подлинного трагизма. Легкий французский акцент не резал слух и казался естественным. Этот голос был создан, чтобы жаркими ночами шептать слова страсти, но он удивительно гармонировал с образом Гамлета, размышлявшего о Роке. Фергюсон был очарован этим голосом. Но еще больше внешностью актрисы. Даже самые смелые дамы, носившие глубокое декольте и прибегавшие к разным ухищрениям, проигрывали естественной чувственности этой женщины. Чтобы она походила на мужчину, под сюртуком были подставные плечи, но мягкие изгибы бедер, округлые ягодицы в обтягивающих бриджах выдавали ее пол. Он любовался стройными ножками, красоту которых подчеркивали светло-бежевые чулки, тонкими щиколотками и маленькими ступнями в усыпанных блестками туфлях. Жаль, что из-за этого ужасного платка невозможно было рассмотреть грудь. Даже в безумии — особенно в безумии! — Гамлет был прекрасен.
