И тут я вспомнил, что дверь начальственного кабинета открывается не внутрь, а на себя и с сожалением подумал, что просто так ногой ее открыть не получится, только выбив из стены вместе с дверной коробкой. Но тогда мне уж точно очередного отпуска не видать до самой пенсии, а могут попросту стереть старую память, наложить обманные воспоминания и гуляйте господин Листопад на все четыре стороны. Придумают для меня какую-нибудь непыльную, но скучную работенку в скучном офисе и живите Федор Александрович жизнью нормального обывателя. Тьфу! Аж пот прошиб от неприятной перспективы потерять работу в «Линии». Нет, уж лучше без благословенной Анталии, Кипра или Эмиратов, чем прозябать в шкуре обывателя, не подозревая, что у тебя под носом происходит масса интересного и необычного.
«И чего же в этой „Линии“ хорошего? — язвительно спросит какой-нибудь желчный критикан. — Ни тебе россыпей золотых, ни славы всенародной, ни круглосуточных патрулей многочисленных поклонниц под окнами твоего дома. Где гешефт?»
В том-то и дело, что никакого гешефта в обычном понимании нет. Просто, в отличие от многих людей, прозябающих на рабочем месте и с нетерпением ожидающих окончания трудового дня, я живу работой, мне жутко интересно. И, как бы это высокопарно ни звучало, я не мыслю жизни вне «Линии». Это как в «Понедельнике» Стругацких, где люди даже от новогоднего стола мчались со всех ног в свой НИИЧАВО, чтобы довести до конца математические расчеты, крайне интересный опыт, или просто обсудить волнующую тему со своими единомышленниками.
Все, Федор, чего-то ты сегодня никак не можешь унять эскадрон своих мыслей шальных, хватит праздно пялиться на себя любимого, пора за дела браться!
Я вытер лицо и руки вафельным полотенцем и хотел уже повесить его на крючок, как зеркальная поверхность покрылась рябью, затем и вовсе пошла волнами. При этом в зеркале с моим отражением начали твориться весьма примечательные метаморфозы, сопоставимые с тем, что мы обычно наблюдаем в комнате смеха. Кто не в курсе, добро пожаловать в ЦПКиО, там, вроде бы, сохранилась одна на всю Москву. Короче, моя симпатичная мордаха стала приобретать самые невероятные формы: сначала глаза сползли куда-то на правую щеку, потом губы оказались на лбу, а уши так и вовсе поменялись местами, левое с правым.
Но самое интересное случилось в конце. Обычное с виду зеркало, в которое я смотрюсь едва ли не каждое утро, доставшееся мне в наследство от покойных родителей вместе с домом, неожиданно вспучилось ртутным бугром, приобрело форму человеческого лица, затем как-то резко потеряло зеркальные свойства. Теперь из потемневшей от времени бронзовой рамы на меня смотрело лицо одного хорошо знакомого мне чел… Фу ты! Самого Хороса едва человеком не обозвал. Вообще-то, вероятность того, что этот Великий Маг принадлежит к породе людей, не отрицает он сам, но также и не подтверждает.
