Достала одежды жениховские,
Их надела Тодора, младшая,
Молодым женихом она сделалась…
То есть надев магические одежды, действительно изменила пол. Вспомним характерное сказочное: человек, надевший шкуру зверя, превращается в зверя… Однако у церкви Тодору уносит магический пыльный вихрь. После чего происходит венчание „брата“…
В фольклоре „брак“ и „смерть“ часто объединяются в единый мотив. Однако великолепное описание средневековых языческих похорон, которые трактуются как свадьба мертвого и живого, нам оставил возглавивший посольство халифа аль Муктадира некий Ибн Фадлан. Посольство, это в начале двадцатых годов X века закрепило исламизацию волжских булгар. В тексте Ибн Фадлана описано ритуальное убийство девушки-невольницы и затем ее сожжение с умершим господином. До сих пор не прояснилось, о ком говорит Ибн Фадлан, кого он именует „русами“ — собственно скандинавов или скандинавов, уже славянизированных? Для нас в данном случае интересно то, что добровольную „свадебную“ смерть вместе с почившим господином мог принять и юноша, „гулом“ („отрок“, „прислужник“, „наложник“, „меньшой“).
Мы уже говорили о „поцелуе в уста“ после поединка, ритуально знаменующем оформление „пары“; то есть снова рядом мотивы: „смерти“, „профанации отношений гетеро“, становления пары гомо как идеального варианта „высоких“ отношений. Интересно, что соединение этих мотивов мы находим в одном из эпизодов „Воины и мира“: „… доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею.
Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
— Раздеть! Что стоите? — крикнул он сердито на фельдшеров.
{3}Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому-то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, — представлялись его воображению, даже не как прошедшее, а как действительность“.
