Шлюп освещали косые лучи солнца — могло показаться, что мы находимся в южных широтах, а не на крайнем Севере. Качающийся шар солнца все время оставался на виду и с каждым днем поднимался все выше и выше; часто его застилал туман, но он снова и снова показывался в кружеве облаков, подобно злобному оку судьбы, хранящему тайны Северной земли и наблюдающему за ничтожными усилиями человека. Далеко справа чудесно блестели в солнечных лучах призмы айсбергов. Свет отражался от них гранатовыми, алмазными, сапфировыми вспышками. Ледяные горы сверкали фейерверком бесчисленных красок и форм; под этой световой панорамой расстилалось зеленоватое море, а выше — пурпурный купол неба.
Часть третья
ЗА СЕВЕРНЫМ ВЕТРОМ
Я пытался забыть о жажде, занявшись приготовлением еды; из трюма я принес кое-какие продукты и пустое ведро. Склонившись над бортом, я набрал воды, собираясь вымыть руки и лицо. К моему несказанному удивлению, вода на губах не отдавала солью. «Отец!» — ахнул я, — «вода, вода — она пресная!» «Как это, Олаф?» — воскликнул отец, поспешно оглядываясь по сторонам. — «Ты ошибаешься, должно быть. Земли нигде не видно. Ты сошел с ума». «Попробуй сам!» — вскричал я.
Так мы открыли, что вода в том месте была пресной, совершенно пресной, лишенной какой-либо солоноватости и даже малейшего признака соленого вкуса.
Мы быстро наполнили два оставшихся у нас бочонка, и отец заявил, что то был дар небес, ниспосланный нам свыше знак милосердия богов Одина и Тора.
Мы были вне себя от радости, а голод заставил нас прервать вынужденный пост. Мы нашли пресную воду в открытом море — какие еще чудеса ждут нас в этих широтах, куда не заходил еще ни один корабль, где никогда не слышался плеск весла?[11]
Не успели мы удовлетворить голод, как поднялся ветер и наполнил провисшие паруса. Взглянув на компас, мы заметили, что северный конец стрелки был плотно прижат к стеклу.
Я чрезвычайно удивился, но отец сказал: «Мне приходилось о таком слышать. Это называется понижением стрелки».
Мы сняли с бруса компас и принялись поворачивать его так и эдак под прямым углом к поверхности моря, надеясь, что стрелка отойдет от стекла и сможет беспрепятственно вращаться. Она с трудом сдвинулась и нетвердо, как бредущий домой пьяница, закачалась из стороны в сторону, но наконец указала нам путь.
До сих пор нам казалось, что ветер нес нас на норд-норд-вест, но теперь, когда стрелка вращалась свободно, мы поняли (если в этих водах можно было хоть сколько-нибудь положиться на компас), что слегка отклонились к норд-норд-осту. Курс наш, однако, все время лежал на север.
