Может, все дело в Моррисоне. Может, Морри его ангел-хранитель!
Моррисон вполне мог бы сойти за этакого коренастого, крутого ангела. Губы с вечной блуждающей улыбкой, пухлые, как у девушки, и темные ресницы на редкость не шли к его рыжей голове, которую он всегда старался выбрить наголо. Нос небольшой и приплюснутый — Перри подозревал, что тут не обошлось без индейской крови, как у самого Перри, а возможно, и ирландской, причем смешались они не лучше, чем вода с маслом.
— Ну так, — сказал ангел-хранитель, — ничего тут нет в плане выпивки.
— Где-нибудь найдется.
— Только не здесь. Выручку с картины пополам, ее-то мы всегда и искали.
— Возможно, — сказал Перри.
— Так и есть, — сказал Моррисон.
Он посветил Перри в лицо фонариком.
— Нил, сказать товарищу «да» всегда легко и приятно.
Как будто они вместе ее нашли, подумал Перри.
Совсем как пятый труп: о пятый труп они споткнулись оба и одновременно — едва на ногах устояли. Он лежал в углу у дальней стены. Благодаря ему и сменилась тема разговора — с мертвыми всегда так, пока у тебя самого внутри хоть что-то теплится.
— Надо же, еще один! — сказал Моррисон, дернув, по своему обыкновению, головой, как петух, клюющий зерна.
Фонарик осветил лицо, в ответ блеснули открытые глаза и еще влажные зубы. Этот совсем не обгорел, но до него добрались крысы — нос и правая щека были сильно изъедены. Насколько им удалось разглядеть, это был молодой человек, одетый в крестьянскую одежду. Впрочем, на крестьянина он похож не был. То, что осталось от его лица, казалось довольно нежным.
Слово «нежный», вспыхнувшее в голове Перри, было родом из "Время истекает на рассвете" — детективного романа, который он читал последние четыре месяца. Но даже когда делать было нечего и оставалось лишь ждать, ждать и еще раз ждать, расстроенные нервы не давали читать по порядку. Каждый раз, открывая книжку, он возвращался на пару страниц назад, а потом прочитывал только одну, так что в итоге выходило, что читал он не вперед, а назад, и рано или поздно, совсем как неизбежно сжимающаяся Вселенная, он вернется к титульному листу.
Мертвец с нежным лицом не задохнулся, он был застрелен. Пули прошли чуть ниже шеи — такие дырки моль не проест.
Это выяснил Моррисон, пустивший луч фонарика обследовать труп, словно играя в полицейского; Моррисон, вытянувший губы, на которых все еще блуждала загадочная улыбка, — розовые, как бутон, губы кинозвезды. Кларка Гейбла, или кого-то вроде него. Не Тони Мартина. Он пытался понять, не его ли это собственные шальные пули, но нет — слишком уж бледное у мертвеца лицо, и кровь уже запеклась. На нем были мешковатые вельветовые брюки и задрипанная фуфайка, какие носят местные старики крестьяне, что совершенно не вязалось с его внешностью.
