Пепеляев молча, с презрением, разглядывал этих людей, повернулся к Шамардину:
— Прикажи увести юнкеров.
— И, разумеется, — добавил Грибушин, — мы хотели бы получить некоторые гарантии…
— Задаточек, это само собой, — подтвердил Сыкулев-младший.
— Да поймите же вы! — Пепеляев сделал последнюю попытку. — Деньги у меня только сибирские, а их никто брать не хочет. Если же я начну проводить насильственные реквизиции по деревням, это в конце концов ударит по нам же. И по вам, господа! Мы теперь одной веревкой повязаны. Мужик отвернется от нас. Нужно ему заплатить за лошадей, за подводы, за валенки. Понимаете? За все то, без чего я не могу наступать. Такое уж сейчас время, все мы должны чем-то жертвовать. Вспомните Минина!
Купцы слушали хмуро, лишь Фонштейн согласно кивал, но и он помалкивал.
— Мне нужны деньги! — почти кричал Пепеляев. — Золото, драгоценности! Я не верю, что вы ничего не сумели припрятать. И они нужны мне сейчас. Немедленно! Не через месяц и не через неделю! Слышите? Потрясите кубышками, господа! Во имя России! Глядите, я, генерал Пепеляев, кланяюсь вам в ноги! — И в самом деле поклонился, опустив руку до полу и бешено чиркнув ногтями по паркету.
Тишина сгустилась, оттеняемая заоконным топотом, словами команд, звяканьем ружейных тренчиков: там уходила, не выполнив поставленной задачи, юнкерская рота. Затем выплыл одинокий голос — грибушинский:
— У нас нет денег.
— Черт с вами, возьму натурой на обмен! Какие товары можете мне предложить?
— У нас ничего нет, — сказал Грибушин при общем одобрительном ропоте. — Ни товаров, ни наличных денег, ни драгоценностей. Мы нищие.
Это было настолько неожиданно, что Пепеляев на мгновение растерялся:
— Позвольте, но ведь вы только что говорили…
— Вам послышалось, — нагло заявил Грибушин.
На улице начинало темнеть, но электричество еще не зажгли. Камин прогорел, в комнатных сумерках тлеющие угли переливались, как сокровища на дне сундука. Пепеляев смотрел в камин, чуть раскачиваясь взад-вперед от сдерживаемой ярости, которая пересекала дыхание, свинцом наливала ноги. В тишине едва слышно поскрипывала портупея. Шамардин опасливо косился на генерала: уж он-то хорошо знал, что сулит это раскачивание.
— Час вам на размышление, — тихо проговорил Пепеляев. — Заметьте время. — Взглянул на часы и вышел, с силой захлопнув за собой тяжелую дверь. Штукатурка, шурша, осыпалась за обоями.
Ровно через час он вошел в каминную залу, где при его появлении сразу стихли возбужденные голоса, и получил тот же ответ.
