Он все еще не решался войти, балансируя на краю ее сознания, пытаясь напомнить ей, что ее сердце было открыто ему. Упрекая ее за то, что она не почувствовала этого раньше.
— Нет! — закричала она в отчаянии. — Ты не должен… я не должна… нет, пожалуйста! Нет… Нет!
— Чарли… Проснись!
Она чувствовала его руки, крепко державшие ее, пока она не открыла глаза и не поняла, что Трэвис вошел в ее комнату. Он сидел на кровати, держа ее за плечи, и легонько встряхнул.
— Просыпайся! Чарли, пожалуйста, очнись! Ты пришла в себя?
— Да, — сдавленно сказала она.
— Бедная моя! Похоже, тебе приснился жуткий сон. Ты кричала, как в агонии.
— Ты слышал?! — в ужасе вскрикнула она. «Что я говорила? Что он узнал?» — лихорадочно соображала Шарлин.
— Я услышал тебя в своей комнате, сквозь две запертые двери. Слышал, как ты кричала: «Я не должна. Нет, пожалуйста!» Чего такого ужасного ты не должна делать? Давай, можешь мне все рассказать. Я же твой брат, помнишь?
«Вот как раз им ты больше никогда для меня не будешь», — в отчаянии подумала она. Он был мужчиной, со всей своей мужской притягательностью. Раньше она обманывала себя на этот счет, но больше не могла.
Трэвис нежно шептал ей слова утешения, держа в своих объятиях. Скомканные одеяла лежали между ними, хотя она всем сердцем желала, чтобы их не было. Но даже сквозь них Шарлин могла ощущать очертания его мускулистого тела, его тепло и силу, обещание восторга той женщине, которую он выберет. Но она не была той женщиной. Он ее не выбирал. Он обратился к ней от отчаяния.
— Что тебе снилось? — шепотом спросил он.
— Я… не уверена. Все было таким смутным.
— Но ты была напугана. Ты кого-то умоляла. Кого?
«Я умоляла саму себя не влюбляться в тебя. Взывала к силе и здравому смыслу, чтобы спастись от того, чего так отчаянно хочу», — мысленно ответила Шарлин.
— Никого, — сказала она. — Ничего.
— Ты обманываешь меня. Почему? Что такого ты не можешь мне рассказать?
— Я не могу вспомнить, — заставила она себя сказать. — Уже все прошло. Я попробую снова уснуть.
— Хочешь, чтобы я ушел?
— Завтра у тебя будет тяжелый день, — с напускной легкостью сказала она. — Ты должен сейчас думать об этом.
— Понятно. Ладно, я пойду.
В его голосе слышна была слабая нотка одиночества, словно он почувствовал себя отвергнутым. Но она едва ли слышала ее сквозь собственное чувство ненужности. Она дождалась, когда он уйдет, легла на кровать и свернулась калачиком, словно пытаясь отгородиться от всего мира. Так она и провела без сна всю оставшуюся ночь.
