Ну, хоть какая-то радость в жизни.
Кабинет мистера Лайонза был обставлен со вкусом. Я не особенно разбираюсь в декоре, но я бы назвал этот стиль стилем японского минимализма. Приглушенные тона: черный, серый, коричневый. Тщательно продуманные вкрапления бамбука. Огромная белая орхидея в каменной вазе на уголке стола — в таком месте, которое я никогда бы не выбрал сам, но которое, я более чем уверен, полностью соответствует правилам фэн-шуй. В помещении было прохладно, и я подумал, что если бы я снял ботинки, то ногам сразу стало бы холодно на сером цементном полу. Конечно, мне бы и в голову не пришло снять ботинки. Если бы я учудил что-то подобное, меня бы прибили на месте. Кто-то (а может быть, и оба сразу) из этих гориллообразных громил в черных костюмах, стоявших по обе стороны от входной двери.
Строгая элегантность убранства и атмосфера спокойной, уверенной в себе силы, царившая в кабинете, говорили о многом. Лайонз сидел за черным бамбуковым столом. Когда я вошел, он не встал, чтобы со мной поздороваться. На самом деле, он даже не поднял глаза, чтобы удостоить меня уничижительным взглядом. Впрочем, я был даже рад. Потому что когда Авраам Лайонз смотрит тебе в глаза, у тебя возникает такое чувство, как будто он смотрит тебе прямо в душу. Пробирает изрядно. Я так думаю, медосмотр прямой кишки с помощью ректального зонда — это было бы гораздо приятнее.
Лайонз был в темно-сером костюме, который наверняка был придуман и сшит той же командой, что занималась дизайнерским оформлением кабинета — так безупречно он вписывался в окружающую обстановку. Тонкие светлые полоски на ткани гармонировали с едва различимыми прожилками на темных обоях и на поверхности бамбукового стола. Черная кожа Лайонза пребывала в абсолютном согласии с общей цветовой гаммой помещения. Как человеческий экземпляр Авраам Лайонз был поистине великолепен.
— Садитесь, — сказал он своим мягким раскатистым баритоном.
Я сел. Лайонз молчал. Я тоже молчал. Ждал, что он скажет. Так прошло минут пять. Лайонз внимательно изучал какую-то бумагу, лежавшую на столе. Или, может быть, просто собирался с мыслями. Или даже медитировал.
— Вы зассали одного моего сотрудника, — наконец вымолвил он, по-прежнему не поднимая глаз.
— Не зассал, а обоссал, — сказал я с улыбкой и сам испугался. Что на меня вдруг нашло? С чего бы я так расхрабрился? Фраза вырвалась сама. Наверное, я подсознательно надеялся, что мне удастся его рассмешить и тем самым снять напряжение. Лайонз не рассмеялся. Я вообще сомневаюсь, что смех входит в его репертуар эмоций. Но он поднял голову, и у меня все внутри оборвалось, когда взгляд его черных пронзительных глаз пробуравил меня, как электродрель — дыню.
