А когда человеческие дела
мне кажутся бренными и пустыми
(бывает со мной и такое) —
я зову на подмогу
гордость своего человечьего имени.
Гордость за все, о чем я мечтал,
себя беспокоя…
А сегодня молодость склонилась
над моими мечтами —
над этими вот листами…
Я многое в жизни, полюбив, разлюбил,
но с тобою одной я все время был,
и с тобою мечтаю навеки остаться я —
Поэзия, ты моя последняя станция!
Ты любовь моя без конца и края!
И теперь, поэму мою кончая,
я устало молчу над застывшими
строками.
Что их ждет?
Как их встретят — улыбками,
взглядами строгими?
Что дадут они мне?
Гонорар?.. (Не без этого…)
На поправку бюджета поэтова.
Как хотел бы я снова мечтать,
как тогда —
в те особенные года!
Если бы!
Если бы строки мои превратились
в звонкие рельсы,
скрепленные зарифмованными болтами,
а над ними бы совершали вечные рейсы
мысли мои с их волненьями и мечтами —
о, эти рельсы бы шли далеко!
Они бы со всех сторон
людей свозили мало-помалу
в сердце мое,
словно к пульсирующему вокзалу.
Был бы вечно полон алый перрон!
О лучшая моя мечта:
рельсы-стихотворения!
Нет прекраснее дива!
Люди, въезжающие в душу мою,
все те, которых я так люблю,
о которых пою.
Они пришли бы ко мне,
чтоб отдохнуть за кружкою пива
или потанцевать.
Вот вам хорошая музыка!
(Кто-нибудь скажет, наверно:
«Не велика ли на сердце нагрузка?
Ты сердце сравненьями измочалил,
сердце было ночлежкой вначале.
Теперь вокзалом — это что еще?!»)
Не бойтесь за сердце, честное слово,
сердце — приспособление стоящее,
это ясно, друзья, по всему:
раз оно вынесло столько хорошего и плохого,
чтó сравненья поэтов ему?!
