Конечно, дом!
Он дико закричал, но никто ему не ответил. Однако это был дом, искорка реальности, подмигивающая ему сквозь ужасную безымянную пустоту последних часов. Он свернул с дороги и устремился напрямик, сквозь кусты.
Странная вещь! Даже ручей слабо светился — фосфоресцировал! Но он отметил это лишь каким-то уголком зрения.
И вот он уже рядом с домом, может пощупать рукой его твердое белое тело. То были не кирпич, не камень, не дерево, но он не обратил на это внимания. Вещество, похожее на простой крепкий фарфор, но ему было все равно. Он лишь смотрел на дверь, а потом подошел к ней и увидел, что никакого звонка нет, и принялся стучать в нее и орать, как демон.
Он услышал возню за ней, прекраснейший звук человеческого голоса, и закричал:
— Эй, сюда!
Раздался слабый ровный звук, и дверь отворилась. Появилась женщина. В глазах ее мерцала искорка тревоги. Она была высокая и худая, а за ней маячила фигура мужчины с суровым лицом в рабочей одежде… Нет, не в рабочей одежде… Собственно, одежда мужчины не была похожа на что-либо, виденное Шварцем раньше, но каким-то непонятным образом чувствовалось, что это — одежда, в которой человек работает.
Но Шварц не был аналитиком. Для него и рабочие и их одежда были прекрасными настолько, насколько может быть прекрасным лишь то, что касается друзей.
Женщина заговорила, и голос ее звучал мелодично, но властно, и Шварц ухватился за дверь, чтобы не упасть. Губы его беззвучно шевелились, и мгновенно, все прошлые страхи вернулись к нему с удвоенной силой и стиснули его сердце.
Ибо женщина заговорила на языке, которого Шварц никогда не слышал.
Глава 2
Избавление от незнакомца
Прохладным вечером Лоа Марен и ее флегматичный муж Арбен играли в карты; старый человек, сидящий в углу в кресле на колесиках, сердито зашелестел газетой.
— Арбен! — позвал он.
Арбен Марен ответил не сразу. Постукивая пальцем по гладкому прямоугольнику стола, он обдумывал следующий ход. Потом, приняв решение, рассеянно отозвался:
— Чего тебе, Грю?
Седой Грю бросил на своего зятя яростный взгляд поверх газеты и вновь зашелестел ею. Шум подобного рода действовал на его нервы самым благотворным образом. Когда человек, переполненный энергией, вынужден безотлучно находиться в кресле на колесах — у него вместо ног были две бесчувственные палки, должно же быть нечто такое, клянусь космосом, что помогало бы ему хоть как-то выразить свои чувства. Грю использовал для этого газеты. Он шелестел ими, жестикулировал, а в случае крайней необходимости и хлестал ими по вещам.
