Назвав наш вид Homo Sapiens («человек разумный»), антропологи совершили ошибку. Среди наших черт мудрость — одна из наименее очевидных, и потому такое название звучит слишком заносчиво и высокомерно. На самом деле мы Pan Narrans, «шимпанзе рассказывающий».
Начиная с этого момента, «Наука Плоского Мира 2: Шар» приобретает заметно рекурсивную структуру. Помните об этом, следуя за нашим повествованием. Эта книга сама по себе является историей — хотя, нет — двумя историями, сплетенными вместе. История, записанная в нечетных главах, — это фантастическая повесть о Плоском Мире. В четных же главах мы расскажем историю о науке Разума (снова в метафизическом смысле). Обе истории тесно связаны, и по замыслу должны подходить друг к другу, как перчатка и нога[17]; научная история представлена в виде Очень Длинных Сносок к фэнтези-главам.
Что ж, пока все хорошо…, но дальше все становится сложнее. Читая историю о Плоском Мире, вы играете в любопытную интеллектуальную игру. Вы ведете себя так, будто история правдива, будто Плоский Мир существует на самом деле, будто Ринсвинд и Сундук — реальные персонажи, а Плоский Мир — это всего лишь осколок давно забытого сна (Ринсвинд, будь добр, перестань нас перебивать. Мы знаем, что для тебя это выглядит по-другому. Разумеется, это мы на самом деле не существуем, мы всего лишь свод правил, последствия которых видны лишь внутри маленького шара, который стоит на пыльной полке в Незримом Университете. Да, мы ценим твое мнение, а теперь, пожалуйста, помолчи, ладно?). Извините.
Люди весьма преуспели в этой игре, чем мы и воспользуемся, поместив Землю и Плоский Мир на один и тот же уровень повествования, так чтобы они стали иллюстрациями друг друга. В первой «Науке Плоского Мира» границы реальности определял Плоский Мир, и именно поэтому она казалась такой осмысленной. Круглый Мир, будучи порождением магии, созданным, чтобы не пускать волшебство внутрь, оказался начисто лишенным смысла (с точки зрения волшебников, по крайней мере). Во второй части на Земле появляется обитатели, наделенные разумом, а разумы делают странные вещи. Благодаря им, во Вселенной, где нет никаких историй, появляется рассказий.
За одно нажатие клавиши компьютер способен выполнить миллиард вычислений без единой ошибки, но он не может притвориться трусливым волшебником, если кто-нибудь подойдет к нему и стукнет по кэш-памяти. Мы же, наоборот, можем легко представить себя на месте трусливого волшебника или заметить такое поведение в других, но наш разум оказывается совершенно бесполезным, когда за секунду нужно сделать несколько миллионов простых вычислений. Хотя кому-нибудь, живущему за пределами нашей Вселенной, это может показаться простой задачей.
