Неоднократно Василий звал к себе своего друга, который к этому времени также вернулся из Афин. Утолив свою жажду знания, Григорий теперь жаждал уединения и тишины, но прежде нежели остановиться на каком-либо решении, он по возвращении в Назианз стал приготовляться к принятию Крещения. На Крещение смотрел он как на главное событие своей жизни, которым будут смыты прежние грехи его, и он будет допущен принести в жертву к подножию престола Божия все, что приобрел: свое знание, свою ученость, свои таланты, все свое. — "Слово — дар выражения — есть одно, чем я дорожу, — говорил он, — но единственно как служитель Слова". Жизнь созерцательная вдали от мира давно уже привлекала его к себе, и он, несомненно, принял бы монашество, но любовь к родителям превозмогла. "Она, как груз, влекла меня к земле, — говорит он, — даже не столько любовь, сколько жалость, это благословенное чувство нашей души: жалость к седине, жалость к скорби…"
Григорий остался при престарелых своих родителях и был жезлом их старости, веруя, что этим творит он угодное Богу. Поселиться возле Василия было заветной его мечтой; но он принес ее в дар тем, кто был дорог ему, и лишь короткое время провел он возле своего друга в красоте лесов, холмов и потоков. Долго потом они оба с восторгом вспоминали эту счастливую пору своей жизни: неизъяснимую сладость молитвы, тихие песнопения, чтение Святого Писания и тот свет неземной, который озарял их душу для разумения тайн Божиих, и тяжелый дневной труд, и добровольные лишения…
Но недолго и Василий наслаждался той жизнью, которую он называл "жизнь по сердцу моему".
И Григорий и Василий, оба были люди отмеченные: к ним и к подобным им относятся слова Христовы: да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного (Мф. 5: 16).
Со смертью Констанция прекратилась на время власть ариан; но новое бедствие постигло Церковь: неожиданное гонение от язычников. Оно, впрочем, продолжалось недолго и лишь указало, как крепко утвердилась христианская вера и как тщетны и безумны были бы все попытки оживить умирающее язычество.
После Константина Великого оставшиеся в живых малолетние племянники его Галл и Юлиан воспитывались, по повелению Констанция, под надзором христианских наставников из ариан. Они были окружены почетом, но их содержали почти в неволе. Оба они крестились, затем были поставлены чтецами в церкви. Заставляли их строго соблюдать все обряды христианского закона: поститься, посещать гробницы мучеников, делать пожертвования в пользу храмов, но дух Христова учения не коснулся их: никогда образ Христа не был представляем им в настоящем своем свете и величии. Среда, в которой они воспитывались, мало имела влияния на старшего из них, Галла: слабый и физически, и умственно, он ко всему относился одинаково равнодушно и к тому же не долго оставался в живых. Младший же, Юлиан, богато одаренный природой, принял в душу свою впечатления всего того, что с детства его окружало. Он видел вблизи жизнь тех, кому было поручено его христианское воспитание, — видел, что эта жизнь была переполнена злобой, враждой, взаимным преследованием, и причину зла стал искать в христианском учении. Ко влиянию же язычества он относил все то прекрасное и великое, что сквозь прозрачность таинственной дали представляла его воображению жизнь героев древнего мира, к памяти которых он относился не иначе, как с благоговейным восторгом! Христианства настоящего он не знал, а то, которое думал видеть в жизни близких к нему людей, — презирал и ненавидел…
