23 апреля
Я хотел писать далее, дорогой FI., но вместо этого пошел гулять. Как хорош этот месяц апрель, чьи веселые кудри Феб украшает цветами (в самом деле, вдоль дороги видно какие-то мелкие желтые головки: я не разобрал, что это), когда Овен красуется своими тринадцатью звездами — «первым блистающий в чине знаков склоненном», как говорят поэты, — когда ласточка, видящая с высоты там нивы, там высокую башню, а там корабли на серебряных волнах, отвлекается от забав ради того, чтобы подвесить гнездо под кровлей, когда скворцы распевают на качающихся ветвях в голом небе, а деятельный селянин, поплевав на руки, пускает воду по желобам, чтобы напоить луга; и я забыл сказать, что этот месяц обязан своим названием тому, что он открывает выстуженную за зиму землю для нового плодоношения. Кроме того, мне нравится замечать, как первый пыльный столп несется передо мной по дороге там, где неделю назад я пытался обойти глубокую грязь, и как в тени на дрожащей сухой траве еще лежит почерневший снег; и именно в это время в обыденном воздухе появляются запахи, о которых совсем забываешь за зиму, будто их никогда не было. — Коротко сказать, у меня нет настроения ни к чему.
Вы спрашиваете о нагаре на свечах в той зале, которую я описывал в прошлый раз. Кажется, его почти не было; но я не вижу, какие выводы можно сделать из того, что свечи зажгли незадолго до нашего появления. Равным образом я не думаю, что кто-то прятался за шторами. Для подглядывания в таких домах можно создать более комфортные условия. Обычно ради этого выколупывают глаза портретам Гольбейна, чтобы моргать в них, делают дверь внутри шкафа или пускаются на какие-то еще коварства. Шторы не шевелились и, возможно, даже не свисали до полу. Конечно, я не приглядывался к ним: меня в тот момент занимал Филипп — я боялся, не будет ли с ним плохо: ведь когда человек таким вот образом, как он, испытывая вдохновение, переступает за грань настоящего, грозят ему большие тяготы, то ли карою за дерзость, то ли воздаянием за благочестие, если верно говорят, что одно и то же сияние рая ласкает праведных и опаляет грешных. Я слышал о прозекторе, который однажды возился, как обычно, с трупом и вдруг, вскрыв ему печень, обнаружил записку такого содержания: «Никому не говори, но это будут законы либо мускатный орех; а в остальном узнай у правого легкого». Надо сказать, ему никогда прежде не попадались трупы, подобные конфетам с поучительными надписями, когда, знаете, развернешь обертку и найдешь в ней такую мысль: «Любопытство — одна из неизменных и определенных характеристик сильного интеллекта. —
