- Давай не будем,- Самохин ощерился.
Михаил стремительно вернулся к столику и прохрипел бешено:
- Я тебя порву, сволочь! Порву…
- "Базара" нет…- еще сильней оскалился Самохин, обнажая дикую натуру.
Говорухин вцепился в столешницу, стараясь пересилить закипевшее бешенство. Лоб его мгновенно покрылся испариной, и тоже ощерился.
- Порву…- резко развернулся и пошел к выходу.
Лосик пронзительно свистнул и улыбнулся. С балок, с темных покрытых копотью стен невесомой в воздухе взвесью опрокинулся иней. Здесь за ветром было намного теплей. А еще он мимолетно подумал о том, что вслед за ними прилетят прирученные гавриками голуби. Они будут сидеть на перекрытиях, будут ласково переговариваться в вечерних сумерках, гадить, драться и добивать своих. Как это делают люди. Подумав об этом, он нахмурился и оглянулся на приоткрытую дверь.
В нем текла русская и польская кровь. Но со временем славянского в чертах лица почти не осталось. Узкие темные глаза и прямые волосы, которые с годами стали иссиня-черными. Широкие скулы, четко очерченный, короткий вздернутый нос и длинный почти безгубый рот, волевой подбородок. Это было лицо азиата, неподвижное, бесстрастное и хищное как у плотоядной птицы.
А такое место он искал с первых дней осени. Лосик свистнул еще раз, но уже по-другому не от избытка чувств, а коротко и требовательно. Сел на деревянный ящик и закурил.
- Вот это берлога!- Голос вошедшего раскатился по ангару, подпрыгнул к сводам.
- Химик,- улыбнулся Лось.- Мы не зря тащились сюда!
Один из появившихся в ангаре был его ровесником. Если бы не светлые волосы, выбившиеся из-под спортивной шапочки, их было бы трудно различить. Только когда Лосик поднялся, стало заметно, что он ниже и тщедушнее своего товарища. Второй, пацаненок лет одиннадцати, грязный, худенький оборванец доедал ватрушку с творогом.
- Лось, покурим,- он заискивающе улыбнулся и несколько раз подпрыгнул на месте, сбивая с ботинок налипшие комья снега.
- Не докурить, как бабу не до...ть,- вполголоса заметил Химик, внимательно оглядывая ангар.
- Жмоня,- Лосик притянул к себе оборванца.- Сколько раз тебе говорить: не торопись, пережевывай, не глотай еду кусками. Двести грамм хорошо пережеванного хлеба – как двести грамм мяса.
Химик скептически усмехнулся и пошел вдоль стены. Повадками он напоминал дикую кошку.
- Покурим,- Жмоня снова подергал Лосика за рукав.
- Ватагу Рябчика в этих местах замели,- зычно произнес Химик.
