В самом магистрате половина заседателей были православными, половина — католиками; но среди православных было уже более униатов, нежели приверженцев прежней веры. То же соотношение было и между бургомистрами и радцами: и там преобладали католики; чувствовалось и большое влияние иезуитов, хотя его подрывали частые споры с магистратом. Войт Бориминский был членом братства Божьего Тела и милосердия Иисуса — это явственно свидетельствует о том, на чью сторону он склонялся.
В один из первых дней 1600 года, когда весь город переполнился слухами о близкой войне, холодным январским утром ратушная площадь стала наполняться людьми. Одни из них шли открывать свои магазины, другие стремились попасть в ратушу, кто собирался на суд в магистрате, кого интересовала сокровищница, кого весы, парикмахерская либо что-то еще. Бургомистры, радцы, члены магистрата, писарь — все столпились у больших дверей ратуши, ожидая, когда часы на башне пробьют девять. Разговор как раз и зашел о приближающихся событиях; рассуждали о том, какие последствия это может иметь для города. Более всего волновались богатые, они любили спокойствие, опасались за свое имущество, тревожились, что им доведется брать на постой тех, кто будет выступать в этом противостоянии на той или другой стороне. Пересказывали один другому то, что удалось узнать.
— Я, пане Базыль, — говорил толстый и краснолицый шляхтич, — слышал от человека из свиты пана старосты, а тот услышал от полковника, а полковник от самого пана старосты, что будут воевать не в поле, а только на городских улицах; как вам, пане, это нравится?
— Конечно, иначе зачем бы они укрепляли дворец? — вопрошал второй. — Все знают, что там уже есть восемьдесят орудий, они лежат во всех углах; а кто знает, сколько их еще привезут. Говорят, что орудия поставили даже в окнах, выходящих на улицу, в парадных покоях.
— А что до воеводы, — утверждал третий, — то мы знаем: как только он наведет сюда войска, еретики тут же сотрут католиков в порошок, уничтожат костелы, а ксендзов передушат. О магазинах и складах и думать нечего. А поэтому не пора ли подумать о себе? Береженого Бог бережет.
— Да, верно. Все может быть. Но неужто наш король позволит им воевать?
— Не может же король сам стать между ними, — заговорил еще один горожанин. — Даже если бы он и хотел помочь Ходкевичам, все равно не сможет. Можно только запретить браться за оружие, ничего иного ему не придумать.
— Так его воевода и послушает, — возражал второй шляхтич, — он посмеется над его запретом как только созовет войска из земель Руси, Курляндии, да мало ли откуда еще. Говорят, что под залог католического имущества он созывает даже татар и поганых турок.
