Дальние края | страница 12



— Ребята из Союза молодежи тоже думали об этом. Но теперь самое главное для нас — урожай. До остального и руки не доходят. Государственный план… Ну, — да сейчас рановато еще толковать с тобой об этом, поживешь у нас месяц-другой и сама все поймешь.

Хоа широко раскрыла глаза и, не моргая, глядела на него, дожидаясь, что все-таки дядя Тоан хоть что-нибудь ей объяснит. Но он похлопал ее по плечу и сказал:

— Ладно, давай лучше спустимся к реке и умоемся, прежде чем явимся к папе.

В это время из-за реки донесся шум автомобильного мотора и частые гудки. Небольшая зеленая машина, похожая на жука, мчалась со стороны госхоза, поднимая красные клубы пыли. Мгновение спустя она была уже у моста и, сбавив скорость, переползла через реку. Но вдруг зеленая машина съехала на обочину, резко затормозил, и дверцы ее распахнулись разом, как всплеснувшие рыбьи плавники. Четверо мужчин спрыгнули на дорогу. Самый высокий из них в полинявших гимнастерке и брюках подбежал к Хоа:

— Доченька! Приехала! Наконец-то!

Хоа бросилась к отцу, обняла его, голос ее прерывался от радости:

— Папа!.. Папа…

— Доченька! Я так тебя ждал!

— Я тоже в школе каждую минутку ждала твоего письма.

Хоа прижалась к отцу. Мягкая рука ласково гладила ее по волосам. Но вдруг Хоа высвободилась из его объятий, счастливое лицо ее снова стало серьезным. Она посмотрела в глаза отцу и спросила:

— Ты что, уезжаешь?

Он вздрогнул, словно припомнив о чем-то, вовсе не подходящем для такой радостной встречи. И оба они, не сговариваясь, поглядели на стоявший у обочины зеленый «газик» с распахнутыми настежь дверцами. Попутчики отца слушали дядю Тоана и рассматривали комбайн. Хоа с отцом снова взглянули друг на друга. Папа выглядел расстроенным и грустным, он даже вроде чуточку постарел. Усы над верхней губой его вздрогнули: он хотел заговорить с дочкой, но запнулся, не зная, с чего начать. В общем, он совсем растерялся.

Но Хоа и сама догадалась, что он сейчас ей скажет. Она опустила голову, разглядывая красную растрескавшуюся землю, помолчала, потом спросила:

— Тебе надо ехать по делам, да?

Отец положил руки ей на плечи, худенькие и дрожащие, как у испуганного котенка.

— Как ты догадалась?

Она промолчала, потому что это был, собственно, ответ на ее вопрос, отвернулась и стала глядеть на реку, провожая глазами качавшиеся верхушки тростника.

— Ты на меня сердишься, Хоа? — вконец огорчился папа.

— Разве я могу на тебя сердиться? — ответила Хоа, но голос ее дрожал от обиды.