реакция.
Проходя мимо Ноэми, он смотрел ей в глаза с улыбкой, значения которой не сумел бы объяснить. Ему хотелось, чтобы именно она его заметила, хотя на протяжении четырех недель деревенской скуки он убеждал себя, что, порвав с Ноэми, он с каждым днем приближается к новой, настоящей жизни. Ноэми, однако, его не заметила, она шла, куда-то заглядевшись, чем-то встревоженная. На ней было все то же убогое, ветром подшитое голубое пальтишко; значит, она не выкупила теплое пальто, хотя уже стоял октябрь. Мелкий, по существу, факт объяснил ему, собственно говоря, все: ничего не изменилось, она по-прежнему не заботится о себе, за своим чувством не видит мира. Ее беспомощность, ее одиночество обезоружили Камила. Бегство оказалось бессмысленным.
Ноэми знала, что Камил ожидает денег от отца. Ей удалось выяснить, что он просил их перевести в почтовое отделение на Павей улице, и она караулила там уже много дней. Даже договорилась с почтовой служащей, и та поклялась, что позвонит ей, если Камил явится, а его она попросит прийти через час или два, сославшись на то, что бланк перевода куда-то запропастился.
В помещении было темно, и в первый момент Камил не увидел ее. Потом у выхода он услышал какие-то особенные шаги и смех. Не успев даже оглянуться, он уже знал, что это она. Она приближалась к нему, громко смеясь, дико тараща глаза. Он не остановился. Она бежала за ним по улице, но не могла догнать и отставала примерно на полшага. Не оборачиваясь, Камил говорил словно сам с собой, уверяя, что никакая сила на свете не заставит его вернуться, что для него Ноэми — захлопнутая книга! Прошло четыре недели! Не успеешь оглянуться — недели станут месяцами, месяцы — годами. Неужели не жаль их жизни, ее жизни и его? Другие люди расходятся, убедившись, что вместе им было плохо. Неужели они так сильно отличаются от других? Впрочем, речь идет даже не о нем. Почему она губит свою жизнь? Она молода, очень красива, сегодня, неведомо в который раз, он заметил это. Неужели она думает, что ему приятно причинять ей столько страданий? Чего она, собственно, хочет? Героизма? Героизма каждой минуты дня и ночи? Сколько каждому из них предстоит прожить? И зачем портить эту одну-единственную жизнь?
Ноэми молчала. Что могла она ему ответить? Сказать, что именно он был ее самой настоящей жизнью, он, считавший встречу с Ноэми величайшей своей катастрофой. Она судорожно вцепилась в его руку. Вдруг Камил почувствовал, что пальцы ее разжались. Мгновение спустя он увидел, что желтое исхудавшее личико Ноэми ужасно побледнело.
