А еще больше хочется определенности.
Дернулся еще раз — бесполезно. Скрутили на совесть за все отростки. Как же я теперь отлить-то смогу? Разве что под себя. От нерадостная перспективка…
— Мм… — только и смог произнести.
Язык опух и еле шевелился.
И никто, натурально никто не отозвался на мои потуги к общению.
Потом пронзило мыслью: «Плен!»
Наташа!!!
Суки рваные, всех унасекомлю! Дайте только руки отвязать — всех без яиц оставлю!
Внезапное буйство вскипело в душе, и я забился в ремнях, как эпилептик.
Всех на тряпочки порву, как фуфайку!!!
При этом я по-прежнему ничего не видел, кроме мутной белесой мглы вокруг. Но слух работал хорошо.
Стукнуло справа, похоже, как дверью об косяк.
Возле меня столпились неясные силуэты.
— Мм… — попробовал я ругнуться на них матом.
И тут мое тело вдруг обмякло, перестало биться в конвульсиях, а глаза вскоре снова накрыла черная мгла.
Все. «Пленка кончилась. Кина не будет…»
Кто-то меня робко тормошил за плечо.
Голова была чугунная и соображала плохо. Даже ориентация в пространстве куда-то пропала.
Нижней частью тела я на чем-то сидел, а верхней — лежал, как поручик Ржевский в салате. Меня приподняли и уложили спиной на какое-то мягкое на ощупь, но почти вертикальное ложе. Голову и лицо стали вытирать мокрой салфеткой. И вообще обращались со мной вопреки ожиданиям бережно и даже ласково.
Глаза промыли, и я УВИДЕЛ!!!
Увидел перед собой Торпедо автобуса, баранку рулевого колеса, лобовое стекло и желтый капот, упирающийся в огромный дуб.
Что за бред!
Пока пытался все это осмыслить, меня ворочали, как куклака какого. Осторожно раскрыли рот и сунули туда какую-то таблетку. И тут же поднесли к губам кружку воды.
— Жора, выпей это обязательно. Полегчает, — услышал заботливый голос.
Пришлось и пить, и глотать.
Повернул с трудом голову. Рядом со мной, справа, стояла натуральная пионерка, одетая как во времена Советского Союза на торжественный сбор. В синей юбочке, галстуке красном на белой сорочке и прической в два конских хвоста над ушами. Вот только сиськи были у нее совсем не пионерские. Номер четвертый где-то.
— Где Наташа? — спросил я эту пионерку о главном.
— Какая Наташа? — переспросила меня та удивленно.
— Синевич, — прохрипел этой непонятливой деве.
Говорить что-то мешало в гортани.
— Наташка! Синевич! — крикнула пионерка куда-то мне за спину. — Греби сюда, тебя Жора кличет.
— Зачем? — раздался сзади знакомый звонкий голос баронессы.
— Вот ты сама это у него и выясни. — А пионерка-то ехидная оказалась.
