— Прелестная у вас тут природа. Почти как у нас в Черной Руси. «Короче становился день. Лесов таинственная сень с печальным шумом обнажалась». Любите Пушкина?
— А кто его не любит, — ответил ей серьезно. — Пушкин — это наше все.
— Как здорово это вы сказали. Действительно, он наше все. К сожалению, все, что осталось от старого мира…
— Я думаю, что товарищи еще попытаются «сбросить Пушкина с корабля современности». Но этого у них не выйдет. Не справятся товарищи с Пушкиным. Калибр не тот.
— А зачем они будут отказываться от Пушкина? — возразила мне Наталия Васильевна. — Какая глупость!
— Затем, что он аристократ, крепостник, помещик, камер-юнкер и ездил в гости к царю. Разве этого мало, чтобы объявить его врагом народа? И за меньшее сейчас товарищи к стенке ставят.
— А как же русская культура? — удивилась баронесса.
— Русская культура для товарищей — всего лишь орудие великодержавного русского шовинизма в угнетении национальных меньшинств. У них своя культура будет насаждаться — пролетарская. Пролеткульт, не к ночи будь помянут.
Но судьбы культуры милосердную сестру волновали гораздо меньше, чем ее собственная судьба.
— Георгий Дмитриевич, скажите правду: зачем вам нужна эта свадьба? Я же вдова. Свободная женщина. Все, что вы хотите от меня, вы и так имеете. Даже больше…
— Эта свадьба нужна для того, чтобы на вас, разлюбезная моя Наталия Васильевна, не упал топор этой кровавой революции при любом исходе моей судьбы, — пояснил я ей свои резоны. — Так мы уберем баронессу в туман войны. А замуж за разночинца Волынского пойдет мещанка Зайцева. О чем отец Мельхиседек вам выдаст выписку из метрической книги нашего прихода. На основании справки о мобилизации Наталии Зайцевой в Красную армию. Вместе с этой справкой такая метрика — это ваш мандатный базис на будущее, если судьба заставит остаться на территориях, подконтрольных товарищам. Бюрократию большевики разведут такую, что царским чиновникам даже не снилась. Все, что Салтыков-Щедрин писал как юмор, будет реальностью. И жизнь настанет такая, что без бумажки ты букашка, а с бумажкой — человек.
— А вам самому что это дает? — теребила она меня на какие-то особые признания.
Не стал ее разочаровывать и сказал правду:
— Я просто буду мужем красивой женщины. Любимой женщины! Разве этого мало? Так как насчет баньки?
— Все я умею, — пробурчала баронесса, — даже коров доить. Война всему научит…
А сама улыбается до ямочек на щеках, и глаза шалые.
